Жестокая болезнь

Я лезу в свою сумку и достаю черную записную книжку. Вчера я не видела, чтобы он выходил из офиса с женщиной. Городской автомобиль отвез его в место, куда мне был запрещен доступ, и я наблюдала с противоположной стороны улицы, ожидая, но он так и не вышел оттуда.

Я быстро записываю его растрепанный вид. На нем тот же серый деловой костюм, что и накануне, со складками в неподходящих местах. Я почти чувствую запах дешевой вагины, исходящий от него.

Закрываю блокнот. Жую колпачок от ручки. Несмотря на то, что некоторые могут подумать, будто у меня есть более интересные занятия в жизни, мне пришлось покинуть свой наблюдательный пост около пяти утра, чтобы просто пойти домой и принять душ. Избавьте меня от нравоучений.

Я сжимаю зубы от жужжания эспрессо-машины. Он оплачивает, дает чаевые баристе, затем юркает в дверь кофейни и выходит в шумную утреннюю суету.

Он никогда не замечает меня. Зачем ему это? Я собираю свои гладкие черные волосы в низкий пучок, ношу очки в толстой черной оправе и надеваю мешковатую одежду поверх рабочей формы.

Я не в его вкусе.

Ему нравится очевидная красота. Ту, что мужчина может заметить с первого взгляда. Длинные шелковистые локоны уложенных волос, выставленное напоказ декольте, широкая, яркая, манящая улыбка. Та красота, которая приглашает попробовать.

И он берет.

Не то чтобы я осуждаю. На самом деле у меня нет своего мнения о таких вещах. Женщина может носить все, что ей, черт возьми, захочется, и это не дает мужчинам права что-либо брать.

Убираю блокнот и вешаю сумку на плечо, ставлю нетронутый капучино на стойку над мусорным ведром, прежде чем влиться в поток деловых костюмов, цокающих каблуков и гудящих клаксонов. Весеннее утро прохладное несмотря на то, что солнце выглядывает из-за зданий. Я следую за ним три квартала до пятнадцатиэтажного здания, где у него угловой офис на тринадцатом этаже.

Здесь я оставляю его на весь день. Не могу войти внутрь, по крайней мере, скрытно. Может, он и не обращает на меня особого внимания, но не каждый мужчина такой же, как он.

Я — Вон. Лорали Блейкли Вон. Это так же претенциозно, как и звучит. У моей мамы среднее имя — Блейкли, и она настояла, чтобы у меня было такое же, ведь это так стильно. И еще она твердила, что иметь четыре имени — сплошная безвкусица. Поэтому я согласилась на среднее имя, если она разрешит к моему имени Лора добавить окончание Ли.

С того самого дня на детской площадке, после того как я сунула задиру мордой в кучу красных муравьев, решила, что могу сама принимать решения о том, кто я такая, в том числе и выбирать свое имя. Блейкли — я пользуюсь большую часть дня (уверена, есть психолог, который придал бы этому слишком большое значение; например, проблемы с матерью), но на самом деле все очень просто; я просто чувствую, что оно подходит мне больше всего.

Но сегодня я Люси Уитмор. У Люси есть удостоверение личности и все такое. Она увлекается фотографией как хобби, подрабатывает, отсюда и фотоаппарат с гигантским объективом, который она носит с собой повсюду. Она работает неполный рабочий день в компании, занимающейся публикацией данных, пока не сможет начать свой фотографический бизнес с нуля. И если кто-то когда-нибудь заподозрит неладное, я могу заставить Люси исчезнуть в мгновение ока.

Снимаю очки и сажусь на каменную скамью возле березы, достаю телефон. Открываю его профиль в социальных сетях и просматриваю последние посты. Ничего со вчерашнего вечера, конечно, нет. Все должно выглядеть так, будто ему пришлось работать всю ночь на фирме.

Нет, Эриксону Теодору Дейвернсу не нужно придумывать оправдания или извиняться за то, кто он есть, ни перед кем. Особенно перед своей зашуганной женой.

Я закрываю приложение и звоню Леноре. Она отвечает после второго гудка.

— Где он был?

Я слышу отчаяние в ее голосе, потребность подавить беспокойство, сводящую с ума подозрительность. Ленора уже узнала правду об измене своего мужа; она наняла меня не для этого. Я не частный детектив и не адвокат по бракоразводным процессам.

Я — возмездие по найму.