— Богатая европейка? — Кухарев вздёрнул брови. — Постойте, это, часом не…
— Супруга барона Греве, к гадалке не ходи. — подтвердил догадку напарника Вениамин. — Считайте, нам повезло.
— И ещё как! А спросите-ка его вот о чём…
На подручного Бёртона они вышли с подачи того самого воришки-албанца, к которому Остелецкий собирался обратиться с самого начала. И — то ли действительно повезло, то ли сыграла свою роль жиденькая пачка купюр с изображениями женских головок и указанным номиналом в сто гульденов — но уже на следующий вечер албанец, явившись на встречу, назвал адрес, по которому следует искать убийцу. Что они немедленно и сделали — и вот теперь допрашивали его в комнатке на втором этаже дрянной припортовой гостиницы.
— Уверяет, что англичанин с его помощью нанял ещё троих то ли бродяг, то ли воришек, а они уже похитили баронессу. — продолжал Остелецкий. Араб с кляпом во рту и связанными руками и ногами ворочался в углу, куда его швырнули после допроса, загородив для верности большим креслом. — После дела они с Бёртоном — имени его он, конечно, не знает, говорит, высокий, страшный, со шрамом на щеке, — прирезали исполнителей, а женщину отвезли на шхуне, которая ждала их в порту. Оттуда сразу направились в Триест.
— Так значит, и баронесса, и англичанин здесь? — оживился Кухарев. — Вот и хорошо, разом покончим с этим поганым делом!
Вениамин развёл руками.
— Увы. То есть они были здесь, когда Бёртон вёл переговоры с бароном, но потом сразу уехали. Куда — этот тип не знает. Говорит, что Бёртон велел дождаться некоего человека, а дождавшись убить, и его самого, и тех, с кем он будет встречаться.
— То есть, поручика Симагина? Но откуда Англичанин мог знать, что мы приедем сюда? У этого Бёртона что, свой человек в Петербурге?
Остелецкий пожал плечами.
— Я бы этого не исключал. Но, думаю, убийца поджидал не вас, а меня. Бёртон, видите ли, знает о нашей с бароном дружбе — и мог просчитать, что именно ко мне он обратится.
— А трубку со стрелками ему тоже Бёртон дал?
— Кто ж ещё? И дал, и стрелять её научил, и поднатаскал, чтобы попадал в цель не с пяти шагов, а с двадцати!
Кухарев матернулся.
— Предусмотрительный, гад… Значит, говорите, сбежал? Не беда, отыщем, не впервой. А с этим что будем делать?
И поглядел на араба. Видимо, тому взгляд не понравился — он замычал, заизвивался и постарался поглубже забиться в угол.
— Вообще-то я обещал его не убивать… — неуверенно ответил Остелецкий. — Иначе никак было не добиться внятных ответов. Не пытать же его, в самом деле?
— Если для дела нужно — почему бы и нет? А когда дело сделает — куда он должен был отправиться, Бёртон не сказал?
— Велел послать телеграмму в Александрию и возвращаться туда самому. — Теперь Вениамин смотрел на напарника с нескрываемым подозрением. — Но я не думаю, что сам он туда отправится, да ещё с пленницей. Рискованно слишком, да и незачем….
— Что ж, значит, этот тип нам больше не понадобится. — Кухарев спрятал в карман кастет и вынул складной нож. Щёлкнул, высвобождая узкое, хищно блеснувшее лезвие. Пленник замычал ещё громче, предчувствуя недоброе. — Вы, ступайте, Вениамин Палыч, я вас на улице догоню. А лучше постойте за дверью, а то коридорный сдуру сунется, выкручивайся потом…