Доктор Чхве, не сбиваясь, уходила все глубже в лабиринт по пути, проложенному Хаён. Похоже, эта ложь не вызывала у нее сомнений. Периодически Хичжу бросала на Хаён озадаченные взгляды, но в таких случаях та начинала лить слезы и трястись, покрываясь холодным потом. Тогда скепсис во взгляде психолога сменялся сочувствием и беспокойством. Хаён делилась только теми историями, которые уже были известны благодаря тете Сонгён, и выворачивала их так, как ей хотелось. Она знала, что у нее к этому врожденный талант.
– Они всё такие же… – Увидев аккуратно стоящие на полках игрушки, Хаён тут же опустила чашку на стол и подошла к ним. Здесь были как мягкие, так и деревянные игрушки, которые использовались в игровой терапии и расстановках. Они стояли там же, где и прежде, но среди них, кажется, появилось несколько новых, которые Хаён не видела ранее.
Она взяла в руки деревянную куклу, которую использовала во время ролевой игры. Куклы разных размеров были собраны вместе, подобно семье, чтобы изображать детей и родителей. Хаён также прибегала к куклам во время рассказа собственной истории, и была поглощена этим действом. Рассказывая о родных родителях, она добавляла в реальную историю толику воображения, заново прошивая полотно своего прошлого, орудуя ложью и истиной, словно нитями. По мере повторения ролевой игры небрежно выполненные швы становились все более аккуратными. Самой Хаён было сложно вычленить, что есть правда, а что выдумка.
Иногда, отслеживая реакцию госпожи Чхве, она жаждала еще немного приукрасить рассказ, но опасалась, что тогда история будет выглядеть неправдоподобно. Вместо того чтобы выстраивать повествование четко от начала до конца, лучше было куда-то добавить неувязки, а где-то оставить незавершенность. Если рассказывать так, будто все гладко, существует риск вызвать подозрения.
Воспоминания, о которых говорить не хотелось, были погребены в глубокой пещере сознания Хаён. Когда ее спрашивали об инциденте, произошедшем непосредственно перед ее переездом в дом к тете Сонгён, она всегда отвечала, что ничего не знает. Говорила, что, как ни пытается вспомнить, ничего не выходит, и меняла тему разговора.
Иногда молчание дает больше информации. Вместо того чтобы говорить самой, девочка ждала, что скажет госпожа Чхве. Благодаря ее вопросам она многое осознала.
Еще до начала консультаций Чхве Хичжу немало знала о Хаён. Эту информацию могла предоставить только тетя Сонгён. Казалось, консультация была лишь предлогом, чтобы разузнать подробности о прошлом девочки.
Она не желала больше говорить об этом. Время идет, и естественно, что в нем, как в старой книге, появляются вырванные страницы. Хаён могла бы заполнить эти лакуны ложными воспоминаниями, но не хотела. Точнее сказать, не хотела вновь оживлять те воспоминания. От одной мысли об этом голова начинала болеть так, будто вот-вот расколется.
Госпожа Чхве смотрела недоверчиво. Хоть она и говорила, что, если нет желания рассказывать, не надо делать этого, но спустя пару месяцев вновь возвращалась к тем же вопросам – так, будто задает их впервые.
С какого-то момента Хаён действительно перестала помнить многие вещи. При попытках выудить что-то из памяти перед глазами возникал лишь белый лист. Конечно, ушли не все воспоминания, связанные с матерью, – как ни странно, стерся лишь день ее смерти. То же касалось и событий в доме бабушки и дедушки. Хаён запомнила, что из-за пожара была вынуждена переехать в дом отца, но события самой ночи, когда вспыхнул пожар, стерлись. Избирательная амнезия – так называют подобные симптомы в книгах.
Когда однажды ей снова задали тот же вопрос, настроение Хаён испортилось настолько, что она перестала разговаривать. Госпожа Чхве не сдавалась, будто пытаясь решить задачку из домашнего задания, и упорно мучила Хаён. Не в силах терпеть, та кричала и плакала.
– Да говорю же я, правда ничего не могу вспомнить! Даже через силу ничего не выходит… – Тут Хаён хваталась за голову и жаловалась на боль.
Все начиналось как актерская игра, но – от полного погружения или от чего-то иного – позже она действительно испытывала боль: тело покрывалось по́том и начинало содрогаться в конвульсиях.
После того дня госпожа Чхве больше не затрагивала эту тему.
Придя домой после консультации, уже лежа в кровати, Хаён попробовала разобраться с этим вопросом самостоятельно. «Если сильно захотеть, то и воспоминания можно стереть». Так она подумала – и забыла об этом.
Дальнейшие консультации были полны вопросов и ответов о школьной жизни, о происходящем дома и о том, как Хаён чувствовала себя в тот день. Бывало, она, словно воробей, чирикала о книгах, которые читала на тот момент, о глупом классном руководителе, об одноклассниках… А бывали дни, когда ей не хотелось ничего говорить, и она лишь рассеянно смотрела в окно и грызла ногти.
«Что я, черт возьми, здесь делаю?» Наблюдая, как госпожа Чхве, подобно попугаю, задает одни и те же вопросы пациенту, которому это неинтересно, Хаён иногда хотела ответить наобум, чтобы та застыла в изумлении. Однако это ничего не изменило бы. Хаён становилось так скучно, что было трудно выносить эти встречи. К счастью, хоть и с трудом, но с помощью отца удалось завершить данные консультации.
…Хаён, державшая куклу в руках, перевела взгляд на госпожу Чхве, наблюдавшую за ней.
– А вы знаете, вначале я думала, что ни слова не скажу вам.
– Да? Так ты поэтому около месяца молчала…
ebooksa