А ещё я заготовила целый мешок сушёных яблок. За тем деревом, что я обнаружила первым, оказались ещё два поменьше с похожими плодами.
Как быть с мёдом, я тоже придумала. Сходила ещё раз в деревню и нашла там человека, который имел дело с пчёлами. После этого договорилась, что он соберёт мёд, и за работу возьмёт себе его часть.
Он поснимал верхушки с колод, и вырезал из них соты. Я заполнила ими все свободные горшки, и даже здоровенную деревянную лохань для стирки.
Куда мне столько? Буду обмениваться на другие продукты — решаю я.
Беру пару горшков и иду в деревню. И приношу назад двух молодых куриц, крупу, сыр и творог.
Я селю живность в сарае. Надеюсь, их никто не сожрёт. Крестьянка, у которой я их выменяла, уверяла, что здесь не водятся опасные для них звери типа наших лис. А от хищных птиц они с цыплячьего возраста привыкли прятаться в траве и кустах. Вот и пусть гуляют в моих диких зарослях, набивая желудки насекомыми, улитками и семенами травы.
Правда, с яйцами всё равно будет не очень. Достижения селекции нашего мира тут ещё не освоили. Поэтому местные куры нормально несутся только весной, а в остальное время хорошо, если раз в неделю. Да и яйца у них мелкие.
Более-менее обеспечив своё выживание, я начинаю страдать без общения. Всё-таки слыть колдуньей не очень-то приятно. Да, тебя боятся и не обижают, но ведь и дружить никто не хочет!
Я всё время размышляю, как решить эту проблему, но вскоре она решается сама. В одно прекрасное утро я выхожу из дома и обнаруживаю спящую прямо на крыльце девочку лет десяти на вид.
Услышав мои шаги, она просыпается и вскидывается в испуге. Я ласково улыбаюсь и приветствую её. Она спрыгивает с крыльца, но не убегает. Я замечаю, что она совсем худая, лицо у неё грязное, а нечёсаные волосы торчат в разные стороны.
— Есть хочешь? — спрашиваю я.
Она топчется в нерешительности, потом взглядывает на меня и кивает.
Приглашаю её в дом. Она заходит. Двигается робко, держится настороже, словно готова в любой момент убежать.
Я ставлю перед ней кружку со вчерашним компотом, подслащенным мёдом, и отрезаю большой ломоть хлеба.
— Как тебя зовут? — спрашиваю я.
— Дайна! — отвечает она, мгновенно расправляясь с угощением.
А потом встаёт, низко кланяется и убегает.
Жаль. Я так надеялась с ней поговорить, а может, даже подружиться.
Но через пару дней она приходит опять.
Я занимаюсь тем, что обрабатываю лежащий на куске полотна хлебный сноп, выбивая из него палкой зерно. Дайна стоит и смотрит. И не убегает, даже когда я запускаю лёгкий вихрь, чтобы сдуть шелуху. А когда я сажусь пересыпать зерно в мешок, попутно просматривая, не осталось ли в нём ещё какого мусора, она присаживается рядом и начинает помогать.