Смерть знает твое имя

— Вполне, — я сделала плоской ложкой четыре углубления, похожие на ямки, в которые Эйден ловко вбил яйца. Теперь минут пять-семь, и всё будет готово. Этого времени как раз будет достаточно, чтобы белок «схватился», а желток остался жидким. Жаль, что сладкого перца и петрушки нет. Получилось бы намного интереснее и вкуснее.

Эйден тем временам перемешал начинку:

— Куда теперь это?

— В баклажаны. Я покажу, — взяв чистую ложку, зачерпнула немного начинки и положила в самое начало баклажанного «язычка». Скрутив рулетик, положила на тарелку так, чтобы он не развалился, и нацелилась на следующий ломтик.

— Понял. Давай ты всё-таки присядешь, а я доделаю.

Я хотела было запротестовать, но, передвигая сковородку с готовой яичницей, поняла, что придётся согласиться. Позорно шлёпнуться возле плиты как-то не хотелось. Да, я больше не была похожа на узника застенков, о котором вспомнили совершенно случайно через пару месяцев, но вследствие ускоренного восстановления мышц под влиянием целебных снадобий, мозг не успевал осознавать, что прежние способности к нагрузкам утрачены. Вот и получались такие волнообразные приступы периодической физической слабости. Просто после сна думала, что хватит меня на более продолжительное время. Просчиталась. Пришлось теперь уже в качестве зрительницы наблюдать, как Эйден доделывает последние рулетики, укладывая их пирамидкой. Вскоре передо мной уже стояла тарелка с ароматной яичницей. Вторая опустилась напротив. В центре стола появился нарезанный хлеб и тарелка с рулетиками.

— Сейчас приведу себя в порядок и вернусь, — с этими словами Эйден покинул кухню.

При виде красноватой жижки, расплывающиеся вокруг яичницы, рот наполнился слюной и захотелось обмакнуть в неё кусочки хлеба. Но начинать есть в одиночку было неловко, поэтому я ограничилась тем, что принесла две вилки, чтобы удобнее было перекладывать баклажанную вкуснятину. Ещё бы сюда дроблёный грецкий орех добавить, и всю дюжину умяла в одно лицо, прихрумкнув напоследок тарелкой. Подавив в себе желание перекинуть всё в свою тарелку, ограничилась четырьмя штучками и столько же положила в тарелку Эйдена.

— Я так и знал, Лара, что даже не приступишь к еде, пока меня нет, — раздался позади укоризненный голос. — Кажется, мы договаривались, чтобы ты ела, не ориентируясь на меня.

— Простите…

Судя по тому, что яичница ещё была тёплой, а Эйден застегнул верхнюю пуговицу на свежей рубашке, когда уже сел за стол, меня успели неплохо изучить. По крайней мере, о моей манере не начинать есть вперёд других, он не забыл, потому и поторопился вернуться.

— Лара, прошу ещё раз: пожалуйста, не рискуй самочувствием из-за своих привычек. Не сердись, но это важно в первую очередь для тебя самой.

— Постараюсь, чтобы такого больше не повторилось.

Но судя по скептическому взгляду Эйдена, не особо-то мне поверили. Поэтому, чтобы избежать ненужных нотаций, молча приступила к завтраку. Что могу сказать: яичница удалась на славу! Я с удовольствием подбирала своеобразный соус кусочком хлеба и наслаждалась пропитавшимся мякишем. Баклажанные рулетики исчезли ещё в процессе поедания самой яичницы.

Эйден тоже от меня не отставал по скорости уничтожения завтрака.

— Вкусно. Хотя и немного странно: баклажаны в основном в ходу на юге…

Упс. Ещё никогда в жизни Штирлиц так не был близок к провалу. Я обычно старалась готовить в этом мире то, что чаще всего подавала к столу дома и могла изобразить даже с закрытыми глазами. Тех же баклажанов у нас всегда было в достаточном количестве: соседке дочь, живущая на юге, присылала с оказией в виде знакомых дальнобойщиков, целыми мешками, а мы потом меняли их на свои кабачки, коих урождалось каждый год немерянное количество. Поэтому по осени нашу семью никогда не заботило, кому пристроить очередной урожай этих огородных монстров. Вот поэтому и не учла, что в этом мире баклажаны могут иметь ограниченное распространение. Лара, как же ты могла так вляпаться?!