Крик ужаса вырвался из груди девушки, ненавистный человек пытался заглушить его, прижимаясь своими холодными губами к ее рту, но Маргарита изо всех сил старалась высвободиться из его объятий.
Барон Шлеве часто покорял такое сопротивление, он даже любил подобную борьбу – она распаляла его страсть.
Маргарита ощутила в себе в эту минуту достаточно сил, чтобы защищать свою честь, и с безумным отчаянием отталкивала его от себя. Барона же забавляла эта борьба маленькой сирены и только разжигала его животную страсть.
В комнате было совершенно темно. Позволяя Маргарите сопротивляться, камергер незаметно отступал все ближе к дивану – таков уж был его расчет! Злодей берег свои силы, чтобы потом совершенно завладеть изнемогшей девушкой.
Маргарита не замечала его уловок. Вдруг не дав ей опомниться, камергер поднял ее, и она очутилась на диване. Крик отчаяния, невольная утрата сил последовали за неожиданными для девушки действиями. Барон торжествовал.
Паучиха за стеной самодовольно улыбалась: она любила подобные проказы!
Все усилия Маргариты высвободиться из объятий злодея, казалось, были напрасны, она почувствовала уже на своем теле дерзкую руку, слышала горячее дыхание, но вдруг в эту решительную минуту в ней проявилась неимоверная сила.
Послышался громкий удар, вслед затем другой…
Барон Шлеве ощутил, как вспыхнули его щеки, посыпались искры из глаз, голова закружилась…
Он закрыл лицо руками, и Маргарита с такой силой оттолкнула его от себя, что он едва не свалился.
В следующую минуту она, совершенно оправившись, стояла перед растерявшимся бароном. Руки маленькой сирены жестоко наказали его.
– Змея, – прошипел он. – Я тебе покажу…
– Оставьте этот дом или я позову на помощь, – громко и решительно произнесла Маргарита.
– Думаешь, если тебе на этот раз удалось освободиться, то все уже позади, ошибаешься. Ты еще меня узнаешь! – проговорил барон, поправляя свой туалет, и взялся за шляпу. – Вы своим платьем загасили свечу, – сказал он громко. – Зажгите ее немедленно и посветите мне вниз!
Маргарита с удивлением посмотрела на злодея; но она так глубоко презирала его, что не считала нужным что-либо отвечать. Паучиха исполнила за нее приказание; держа лампу в руках, она вошла в комнату.
– Без свечки? Ай-ай! – произнесла она с гадкой улыбкой.
Камергер указал на Маргариту.
– Это дикая и бессовестная особа, – я ухожу!
– Вы, кажется, сердитесь, господин барон? – спросила старуха. – Вам, вероятно, жарко, щеки ваши пылают. Боюсь, вы можете простудиться! Или это румянец от здоровья?
– От здоровья! Впрочем, мой экипаж меня ждет.