Граф Монте-Веро

22
18
20
22
24
26
28
30

– Отчего же только тогда?

– Чтобы увеличить эффект! – прошептал камергер, в то время как на дворе за стеной послышались шаги.

Знала ли горничная Леоны о приходе этих двух господ, стоявших у ворот? Казалось, что знала, так как, подойдя ближе, она улыбнулась.

– Кто там? – все-таки спросила она из осторожности.

– Отопри, маленькая Церлина, – тихо отозвался фон Шлеве.

– Подайте о себе какой-нибудь знак, чтобы я знала, кто вы, теперь так часто обманывают!

– Глупенькая, мы же стоим под дождем!

– Я тоже, ваше превосходительство!

– Леона и Эбергард! – сказал Шлеве, не раз тщетно добивавшийся узнать у горничной об отношениях ее хозяйки и графа и потому воспользовавшийся на этот раз их именами, чтобы дать о себе знать.

Ключ осторожно повернулся в замке, затем дверь подалась под напором камергера.

Принц и его спутник вошли во двор, между тем как миловидная Церлина быстро заперла ворота.

Перед ними возвышалось высокое и широкое здание, которое занимала Леона со своими слугами. Из окон замка доносились тихие звуки музыки.

Церлина быстро повела господ ко входу, который едва виднелся во мраке, так как осторожная горничная загасила свечу.

– Потрудитесь дать мне ваши руки, – попросила она. – Я вас поведу! Положитесь на меня, но будьте осторожнее! Графиня опасна, когда гневается, и нам всем достанется, если она вдруг заметит, что кто-то наблюдает, как она играет на своем любимом инструменте! – не без кокетства заметила горничная.

– Не бойся, моя маленькая пташка! – отвечал камергер, беря Церлину за руку, между тем как другой рукой она взяла руку принца.

– Куда ты нас ведешь? – спросил Шлеве с улыбкой.

– В спальню графини! – прошептала Церлина.

– Превосходно! – шепотом заметил камергер.

– Графиня прекраснее всех на свете! Просто наслаждение смотреть на нее, я часами стою перед ней и не могу налюбоваться.

С этими словами горничная Леоны повела обоих господ через темным коридор, затем они все поднялись по лестнице, оттуда вошли в огромную залу с мраморным полом, на котором шаги их были едва слышны.