И «знание» не спасло.
И принести Черного, очевидно, тоже нельзя. Или некому. Или всем слишком жарко. Или заняты. А в колдовство не верят.
Разве что очень взрослый и мудрый герцог прикажет. Прямо сейчас. Проверит личный авторитет.
Шумная толпа почти дружно примолкла. Тоже — почти. Ждет. Только легкий ровный гул идет по разномастным рядам. Как от камешка — по ровной глади воды…
И наглый козел задрал голову в первых рядах. Даже набок склонил. Он тут точно главный. Не зеленый же герцог, в самом деле.
У козла хоть рога есть. Длинные, острые.
И, может, ему и ответ известен лучше всех «Знающих», только сказать не может. Люди же не понимают по-козлиному…
— Идем, — принял решение Алексис.
В конце концов, он и впрямь — настоящий герцог. И наместник в своих владениях. А суверенный император Мидантии старше его не больше, чем на пять лет. И ничего, справляется.
Да и передышка нужна хоть на четверть часа. Выйти из этого многоголосого, орущего, суетящегося кошмара и хоть что-то сообразить.
И под крышей Черного Монаха — ветхой или нет — в любом случае не так жарко. Хоть сверху не печет.
2
Брести пришлось еще с добрую милю. Если не дольше. Через небольшой с виду лесок. Алексис пару раз едва не садился прямо на заваленную ломаными сучьями землю. Остановило лишь, что жена и старуха шли без остановки. И не замедляя шаг.
А нормальные кони через этот странный бурелом еще бы и не пробились. Откуда тут вообще столько бурь? Точно — логово лесного колдуна. Любая легенда позавидует.
Приземистая хижина… домом это точно не назовешь. Покосилась ветхая дверь, распахнуто гнилое окно. Давно не крашеное.
Густая трава у самого порога — выше пояса. И на провалившемся крыльце — уже почти по колено. Только что на кривую крышу пока нагло не влезла, но всё еще впереди.
Тем более, узкий хилый козырек над еле живой дверью — уже вовсю зарастает.
Зато сама плохо крытая старой сухой травой крыша — на месте. И в незаметные щели легко проскользнет вездесущий дождь, но его сейчас нет. А вот для палящих солнечных лучей ветхая кровля встала несокрушимой, спасительной преградой.
— Мы пришли, Мудрый, — почтительно склонилась у грязного порога старуха. Уж насколько смогла.
Полутьма. Чистое изнутри окно раскрыто — впускает далекий ветер с побережья. А вот яркий свет с улицы — нет. Длинная штора мешает. Темная, плотная. Колышется, но не отходит.