А еще ясно, что отговаривать его бесполезно. Октавиан не просит сейчас совета, а объявляет о своих намерениях.
Конечно, можно задержать силой… Еще додумайся «взять в заложники» Ирия.
Не многовато ли ты нахваталась даже не от Старого Дракона — от новоявленного родственничка Бертольда Ревинтера?
— У вас есть где скрыться, Октавиан?
— Да. Там, где ни моему отцу, ни Виктору Вальданэ в голову не придет меня искать. «Ход королевы Анны» известен не всем.
Да. Только тем, кого сейчас нет либо в столице, либо в живых.
Среди живых — в том числе, Всеславу, но вряд ли он вдруг станет по-дружески делиться такими тайнами с нынешним королем или с Валерианом Мальзери.
— Есть еще кое-что, Ирия, — вдруг понизил юный Мальзери голос. До предела, до шелестящего шепота. — Я бы унес эту тайну в могилу, где ей и место, но знаю не только я. — Теплые руки внезапно притянули Ирию к себе, губы коснулись уха. — Карла убил не я. Скорее всего.
Ощущение тепла исчезло, Октавиан резко отстранился.
— Почему вы решили сообщить это мне, а не моему мужу, Октавиан? — Ирия тоже умеет шипеть. И шелестеть. Хоть обниматься ей для этого и не нужно. Никто их сейчас не слышит, кроме златолилейника. И его собратьев по оранжерее. — Вы могли его дождаться. Или отправиться к Анри Тенмару прямо отсюда.
— Потому что в плену у Всеслава Словеонского я был вовсе не с Анри Тенмаром.
И не он обязан Октавиану удачным побегом — своим и сестры.
Тогда была ночь, сейчас — вечер. Но тьма за стенами замка — так же густа и непроглядна.
— Почему только теперь? — С Мальзери уж точно не стоит верить словам. И не только с Мальзери. Ирия слишком долго была знакома с Клодом Дарленом, чтобы излечиться от излишней доверчивости. Будем надеяться.
— Мы оба на свободе. Вас могли поймать, Ирия. А под пытками говорят все. Рано или поздно.
— Что значит «скорее всего»?
Ножевой удар был всего один.
— Это значит, что удар кинжалом нанес я, — Октавиан прямо и твердо смотрит в глаза. Как и раньше. Вот только голос — шипит змеей. И льет змеиную же отраву. — Но Карл уже был практически мертв. Отравленная игла. Он бы умер парой мгновений позже, и это было бы уже не скрыть. Его приступы всегда сопровождались пеной на губах. Но после ножевой раны даже князь Всеслав не стал проверять, был ли в пене на сей раз яд. А предварительно — приступ. И, с учетом того, что нам уже известно, только высшие силы решат, кого считать убийцей.
— Кто? — еле слышно выдохнула Ирия.
— Просто сложите два и два. И сами решите, должен ли знать кто-то еще. Я буду молчать и дальше. Всегда.