— Куда?
Арабелла особо уже и не надеялась. И могла ответить сама.
Будь Виктор жив — она бы тоже уцелела. Почувствовала родную душу рядом.
Маму Белла чувствовала. До последнего.
— Здесь пропадают лишь в одно место.
— Как и мама. Я видела, как ее убили.
Надо было тогда, в еще не сожженном Аравинте, не мчаться за Гором, а остаться с мамой. Рядом, может, и получилось бы ее спасти…
— Да встряхнись же ты! — прикрикнула Лаура. — Меня ежедневно насилуют и почти так же часто бьют, но я не кричу и не хнычу.
— Я раньше — тоже… — зачем-то начала Белла. Не всё ли уже равно? Ее ведь уже нет.
А хладные мертвецы и бестелесные тени — безмолвны. Из умерших опасны только Дети Ночи… и Ормос.
— Ты вообще-то хочешь отомстить? Очнись!
Да, за погибших мстят. Когда-то Арабелла мечтала отомстить за храброго папу и благородного, доброго дядю Арно. И за тяжелые раны любимого Гора.
А теперь она тоже знает, что за близких и родных нужно мстить. Но это знание — будто ветхая страница в старой книге. Как один из забытых дворцовых гобеленов. Где-то, когда-то и кем-то написана.
А в сумрачной реальности хочется сжаться в невидимый комок и забиться в темный угол. Их здесь полно. И выть, выть, выть. Вдруг хоть там и тогда не так сжигает режущая душу и сердце боль?
— Я больше не могу. Нет сил. Я умерла.
— Отлично! — Лаура выматерилась не хуже любого пьяного наемника. — Мне на помощь прислали дохлый труп. Жаль, что не как Дети Ночи — вот от этих-то покойников толк есть. Но сами они заявиться не соизволили. Моего любимого тоже убили — слышишь, ты, змеева дура? Но я почему-то жива и не спятила.
И что? Чем это поможет? Милой, доброй мамы и Вика больше нет. И дяди Георга. Где-то есть любимый Грегори… наверное. Но его имя больше не светит во тьме проклятого Мэнда. И ничего не значит. Прежняя любовь Арабеллы — отныне тоже высохшая страница чужой старой книги.
Пальцы Лауры сжимают плечи Беллы до синяков. А яростные синие глаза — близко-близко. Безразлично близко.
— Лично я собираюсь мстить, а не возиться с тобой. Слышишь?