Хитрово недовольно поморщился. На зиму во вновь возведённой крепости осталось совсем мало скотины, ратным людям приходилось налегать на репу, капусту и овёс, мясное в котёл попадало по великим праздникам.
За перегородкой заскрипели половицы, это проснулся дьяк Григорий Кунаков, имевший привычку весь день находиться на ногах, он и свою основную работу – письмо делал стоя, за конторкой, укреплённой в стену избы.
– Григорий Петрович, – сказал Хитрово, выходя из своей комнаты. – Зарезанных овец определи под строгий караул.
– Уже распорядился, Богдан Матвеевич. Как почивал?
Кунаков был старым, по тогдашним понятиям, человеком, ему перевалило за пятьдесят лет, из которых около сорока он провел на государевой службе и не в тёплых и хлебных для мздоимцев московских приказах, а в полках на засечной черте, в государевых посылках в Литву и на Украину.
– Студёно, – Хитрово выдохнул клуб пара. – Распорядись, чтобы и ночью топили.
– Так пробовали. От этих истопников только шум да бряк, глаза не сомкнём.
– Как знаешь. Я в Москву отправляюсь, тебе всем распоряжаться.
В избу, окутанный клубами пара, вошёл стрелец с большой вязанкой дров, бухнул их с плеча на пол, открыл печную заслонку.
– Тише ты, чёрт! – рявкнул на него дьяк.
Стрелец недобро на него глянул, но смолчал.
– Я тебе отписки для приказов приготовил, – сказал Кунаков, подходя к железному сундуку, где хранилась полковая казна и самые важные бумаги. – В Разрядный, Казанского дворца, готовы и росписи всего потребного для обустройства черты.
Дьяк затейным ключом открыл замок немецкой работы, распахнул сундук, достал несколько свернутых в трубку грамот.
– Вычти, Богдан Матвеевич, может, я что упустил.
– Вроде все было обговорено, хотя вычту, по прежней службе знаю, что государь может потребовать к себе отписку, если сочтёт нужным.
В избу вошел Васятка с корзиной, покрытой белым полотенцем, принёс из поварни завтрак для воеводы и дьяка.
– Опять тёртый горох? – спросил Кунаков.
– Он самый, – ответил парень, выставляя на стол судок с кашей, несколько кусков вяленой сомятины и большой ржаной калач.
– Задушил ты меня, Васятка, горохом, – недовольно пробурчал дьяк. – Хотя бы стопку вина налил, горло смочить.
– Вино же под твоим доглядом, Григорий Петрович, – засмеялся Васятка. – Давай ключ от анбара, я мигом слетаю.