— Ничего, — тоном, который говорит о многом, отвечала жена.
— Я налима поймал.
— Видала, — сказала небрежно, мол это меня сейчас мало волнует.
— Ну и чего? — не понимал её тона Саблин.
— Дежурный приходил, — говорит Настя, — сказал, что сбор в шесть часов в чайной.
Аким наконец скинул костюм химзащиты, сел на стул. Дома было хорошо, прохладно, не больше двадцати семи градусов. А на улице температура уже к сорока подбиралась.
Он молчит.
— Пойдёшь? — не отставала жена.
— Вот дура, баба, ну как же я не пойду, если дежурный на сбор звал.
— Так, может, ты захворал, — говорит Настя едко.
— Так не хвораю я, — говорит Саблин. Встает, идёт на кухню. Там в дверях, приходится толкаться с женой, она дорогу не уступает. — Может, пообедать дашь?
— Катя звонила, — продолжает Настя, а сама и не думает кормить мужа, — говорит, Пшёнку и Берича бегемот опрокинул.
— С рыбарями такое случается, — нейтрально отвечает Аким, сам за стол садится.
— Так ты уже, наверное, в рейд намылился? — не унимается жена.
— Никуда я не намылился, — всё ещё спокойно говорит Саблин, — кого в рейд слать — общество решает.
— Намылился, значит, — уже уверенно говорит жена, стала совсем рядом, с каждой секундой всё злее. — С призыва пришёл три месяца назад, не навоевался, что ли? Не настрелялся? Дети отца почти не видят, то на войне, то в болоте, то на войне, то в болоте этом проклятущем. Сами растут. А он чуть передохнул и опять воевать.
— Да то не война, — морщится Аким, — чего ты орёшь, как оглашенная. Взорвём его, и вернусь через четыре дня.
— Никуда не поедешь, дома сиди, мне без мужа надоело жить, — кипятился Настя. — Пусть другие бегемотов ловят. Авось, охотников будет. А ты при мне посиди. Дом поправь, сколько уже прошу тебя батареи подшлифовать на крыше. Их мой — не мой — они уже и половину напряжения не дают. Всю поверхность посекло пылью.
Стала ставить еду на стол.
— Подшлифую, — обещает Аким, — а ты чего Юрку не можешь заставить? Пусть после школы залезет, да сделает. Там ума-то много не нужно.