– Ну… понимаешь, кроме того единственного баллончика, при нем, да и вообще нигде, больше ничего не было. А у того баллончика такой механизм компрессора, что, если нажать на кнопку, распыляется сразу все содержимое. То есть нельзя отмерить дозу больше или меньше. Если бы Малюмон им воспользовался, баллончик оказался бы пуст. А как я тебе уже сказал, другого у него в карманах не было, и в санатории криминалисты ничего похожего не нашли.
– Но… – Лудивина не бредила тогда: она действительно видела, как лицо Малюмона трансформируется, превращается в сгусток мрака с клыками, похожими на огромные полупрозрачные кинжалы, чувствовала, как стены вокруг теряют плотность… Она пережила все это на самом деле, это был не сон.
– Вспомни, что говорил токсиколог. Наркотические вещества могут накапливаться в жировой ткани, потом снова попадать в кровь и вызывать приступы бреда спустя несколько дней, а то и недель после приема…
Лудивина в конце концов согласилась переписать первую половину рапорта – выбора не было. Однако она подумала, что, если Гильем с токсикологом правы, Малюмон каким-то образом должен был просчитать почти до минуты, когда именно наркотики повторно активируются. Это не могло произойти случайно… Хотя, возможно, страх, шок, удары по голове создали благоприятные условия. Другого объяснения у нее не было.
Лудивина не верила в существование дьявола.
Малюмон пытался ее одурачить. Все продумал и разыграл как по нотам. Это была его игра, и победителем должен был стать именно он. Лудивина уцелела только благодаря Гильему, который никак не мог до нее дозвониться и забеспокоился. Гильем знал, что она сейчас слишком уязвима, психика у нее расшатана и нельзя исключать последствия наркотического отравления, так что затянувшееся молчание Лудивины, учитывая, куда ее понесло – прямиком к потенциальному подозреваемому, – в конце концов заставило его сорваться с места и самому помчаться в клинику Святого Мартина Тертрского. Поскольку весь Парижский ОР был занят похищенным школьным автобусом с детьми, Гильему удалось «реквизировать» только двух парней из Бригады по борьбе с наркотиками, еще остававшихся в казармах, и они втроем на всех парах погнали в Шантийи. Когда дежурный в главном здании клиники сказал ему, что Лудивина уже почти час назад уехала на дорогом «порше», Гильем понял, что дело плохо. «Порше» нашелся у старого туберкулезного санатория, рядом была припаркована другая машина. Он нашел вход с деревянной решеткой и пошел по следам в пыли коридоров, а потом услышал голоса и звуки борьбы…
Доктор Бенуа Малюмон теперь сидел за решеткой в камере, покомфортабельнее той, где он запер Лудивину, а до этого наблюдал за мучительной смертью Альбаны и Фредерика.
В памяти Лудивины навсегда сохранилась картина: социопат в наручниках выходит из заброшенного санатория и садится в машину Гильема. Малюмон держался с достоинством, шагал, выпрямив спину, лицо было бесстрастно, чернели вертикальные морщины на щеках, и все это время он неотрывно смотрел на Лудивину. Два глаза, как два крючка, впились в ее сознание и не отпускали.
Уже в машине, перед тем как откинуться на спинку сиденья, он сказал ей: «Заходите в гости, Лудивина. Нам еще столько нужно сказать друг другу».
Тогда она в последний раз видела это чудовище. Этого гения. Лудивина не сомневалась – Бенуа Малюмон действительно гениальный преступник. Высшее существо, в каком-то смысле. Он обладает блистательным интеллектом, хладнокровием, безжалостностью, и ему неведомы угрызения совести – если главный закон природы все еще действует, значит, Малюмон превосходит остальное человечество, потому что он сильнее.
Это был опасный хищник нового для Лудивины вида. Ибо, по его собственным словам, нет никакого объяснения тому, почему он стал таким. Ребенком он не знал ни жестокого обращения, ни нужды, ни психологических травм. Отклонение от нормы стало его собственным выбором, результатом последовательной эволюции. Он избавился от эмпатии, загнал все чувства в герметичный контейнер, чтобы механизмы мышления работали в режиме беспристрастной аналитики, а его решения зависели исключительно от рационального представления о том, как лучше поступить, и не были замутнены паразитными фильтрами «гуманности». Малюмон, по его же мнению, не был плохим – он был
И так же, как предшественника, за отказ подчиниться его изгнали, поставили вне общества,
Его слова и тот взгляд на пути к машине будут еще долго преследовать Лудивину – она знала и готовилась к этому.
Лудивина уехала, как только появилась возможность вырваться из города, оказаться подальше от воспоминаний, пока еще слишком ярких и гнетущих, забыть о своем титуле «суперфлика», чересчур тяжелого для ее плеч. Она знала, что вернувшись, снова встретит Гильема, который к тому времени уже разберется со свадебными хлопотами, а в доме Сеньона и его семьи для нее, как и прежде, всегда найдется место.
За две недели, прошедшие после ареста Бенуа Малюмона и смерти Патрика Маона, прогремело еще несколько преступлений – простые граждане на грани нервного срыва расправились кто со своим банкиром, кто с начальником; было даже покушение на префекта. Один псих облил бензином проход между рядами в супермаркете и поджог себя под объективами телерепортеров. Другой взял в заложники целую группу детей в детском садике, но спустя пять часов сдался полиции. Однако уровень преступности постепенно шел на спад, а случаи чистого помешательства, вроде того, что наблюдал отец Ватек, когда какой-то безумец у него на глазах зубами вырвал щеку велосипедисту, и вовсе резко прекратились. Анализ крови того каннибала раскрыл тайну его поведения: он был отравлен коктейлем из концентрированного бензилпиперазина – страшной психотропной «соли для ванны», – метамфетамина, ЛСД и кетамина. От такой смеси у кого угодно сорвало бы крышу, даже у самого уравновешенного и благопристойного гражданина. Создателем коктейля, конечно же, был Бенуа Малюмон – без труда удалось установить, что он под именем Сержа Брюссена давал консультации в психиатрической больнице, где каннибал несколько недель назад лечился от депрессии.
Кандидатов на безумные зверства Малюмон отбирал среди пациентов, которых он консультировал, прикрываясь личностью Брюссена, и считал наиболее внушаемыми. Свой убийственный коктейль он им подмешивал в воду во время «дружеских визитов» или же просто распылял из газового баллончика.
Теперь манипулятор был арестован, но понадобилось еще какое-то время, чтобы поднятая им волна улеглась. Его действия не только оставили глубокие шрамы в коллективной памяти, но и породили последователей. Террорист, заложивший бомбы в кинотеатрах, был арестован, в результате тщательного расследования оказалось, это тридцатилетний психически неуравновешенный человек, недовольный системой. Вспышки насилия подтолкнули его к тому, чтобы перейти к действию, дать выход накопившемуся гневу. Хорошенько изучив тему в Интернете, он превратился в террориста.
Но общество мало-помалу успокаивалось. Люди убедились в том, что государство все-таки способно их защитить, Малюмон был остановлен, дело его уничтожено, всеобщее возмущение утихало, каждый теперь снова лелеял собственные обиды и разочарования в дальнем уголке сознания, отправил их под спуд, как сказал бы доктор Малюмон, пожары злости обратились сначала в тлеющие угли, затем в чуть теплую золу, и некому теперь было высечь искру. Страну по-прежнему лихорадило, но все убедились в ее выносливости и отныне надеялись, что скоро она исцелится. Та самая надежда – опиум для народа, – которую хотел уничтожить Малюмон, все-таки возродилась.
Лудивина вышла из взятой напрокат машины и вдохнула полной грудью свежий горный воздух. Черная галка с любопытством наблюдала за ней, восседая на поленнице, даже крутила головой из стороны в сторону, по очереди нацеливая на гостью эбеновые глаза-бусины, чтобы получше ее рассмотреть. Создавалось впечатление, что они уже знакомы, галка и Лудивина. Наконец птица расправила черные крылья и вскоре исчезла между верхушками елей – полетела разносить по округе новость о ее приезде. Белокурая девушка с пронзительным взглядом вернулась.
Лудивина застегнула «молнию» на куртке – здесь было холоднее, чем она ожидала, из-за высоты – и подошла к краю отрога. Пологий склон, заросший цветущими горечавками и анемонами, бежал вниз до кольца утесов, дальше начинались отвесные скалы, а далеко внизу лежала долина.
ebooksa