– Кто же говорил тем незнакомым женским голосом?
– Думайте сами.
Детектив хотел было спросить у женщины: «Издеваетесь?» – но промолчал.
– А какое было оружие? – вместо этого поинтересовался Крымов.
– Пистолет Павла Константиновича, он его хранил в сейфе.
– Видимо, тот самый, который нашли в руке вашего убитого шофера Федора. Ладно, экспертиза разберется. А какой второй момент?
– Еще чище первого.
– Мне уже ничего не страшно, прошу вас.
Вздохнув, Илона рассказала о том, как Аннушка заметила, что волосы куклы подросли за месяц как минимум на сантиметр.
– И Аннушка это подтвердит?
– Сегодня у нее и узнаете, Андрей Петрович.
– Вы точно не договорились поиздеваться над следствием?
– Точно, – грустно вздохнула свидетельница.
Он попрощался с Илоной Марковной, выкурил три сигареты, многое передумал, «большой Гале» в коридоре управления сказал, что у него не только вторая серия наготове, но и целый детективный сериал. Созвонился с лечебницей, откуда бежала Женечка, и узнал, что нападение на сотрудников больницы и бегство «полоумной хулиганки, место которой в колонии строгого режима», случилось в девять вечера. Это означало, что у дочери Павла Оскомина было время нагрянуть в родной дом и встретить там загулявших родителей.
Вскоре в его кабинет вошла бывшая горничная Оскоминых – Анна Полетаева. Она была напугана и подавлена вестью о трагедии в доме недавних хозяев, тоже с заплаканными глазами.
Ее рассказ о перерождении Женечки с появлением в доме таинственной куклы и войне с мачехой полностью совпадал с рассказом Илоны Марковны, разве что имел немного другой эмоциональный окрас.
– Я не Илона – она, как кремень, а я трусиха, – сжимая в кулачке влажный платок, призналась миловидная молодая женщина. – После того как Женя порезала Зою, я бы порог этого дома ни за какие коврижки не переступила. Да хоть в сто раз зарплату сделайте больше – жизнь дороже, правда, товарищ капитан?
– Несомненно, – поддержал ее Крымов.
Аннушка вытерла платком глаза, а потом нос.
– Мне и так каждую ночь снится, как дверь в спальню открывается, а на пороге наша Женечка стоит. В одной руке у нее эта проклятущая кукла, а в другой тот самый нож, которым я столько раз хлеб резала, а она Зою Владимировну полоснула. А кукла смотрит на меня и говорит: «Она свидетель – убьем ее, ее сердце я съем».