— Так вот, Барсова уверена, что Леонов знал такие вещи, которые, кроме Манзырева, никто другой знать более не мог.
Немков зашел к нам через два дня. Держался важно, вездесущая Анька сообщила, что немцы назначили его старостой. И это мгновенно сказалось на манере общения. Всем своим видом он показывал, что делает нам одолжение. И если бы не необходимость лечить больного деда, ноги бы его в нашем доме не было. Поздоровался он, тем не менее, вежливо. Дядька с ним общаться не захотел, молча взял баночку для мази и ушел в сарай.
— Обижаетесь на меня? — спросил Немков, поворачиваясь ко мне и присаживаясь на край кровати.
— А вы как полагаете?
— Зря… Это же не я придумал, у солдата что-то разыгралось воображение.
— Вы могли его остановить.
— Как?
— А как это сумела сделать девчонка?
— Ну, знаете! Это, наоборот, могло привести к обратному результату. Да и не стал бы солдат стрелять.
— Не знаю. У меня как-то не было возможности убедиться в серьезности или несерьезности его намерения.
— Да… печально, что вы меня не понимаете…
— А вы объясните, может и пойму. Я же тут, как бирюк в норе, ничего не знаю и не слышу. Вот вы теперь начальником стали, так я и не знаю, как это принимать? К добру аль к худу?
— Должен же кто-то думать и про этих… — он обвел рукой по сторонам, — недалеких людей…
— По-вашему, они тут все недалекие? Может быть, вы ошибаетесь?
— Бросьте! Вы и сами из этих мест, но успели уже увидеть другую жизнь. Должны понимать, что мир не кончается за околицей. У нашего народа есть шанс! Уникальный, такого больше не будет!
— Это какой такой… шанс?
— Мы можем войти в братскую семью просвещенных народов! Народов Европы!
— В качестве кого? Прислуги?
— А что в этом такого зазорного? Если даже и в этом качестве? Все начинали этот путь с самого низа!
— Не знаю. В ихней истории я не силен…