Мне очень хотелось бы рассказать Георгу о том, что я только что пережил на лугу. Но я не в силах выразить это словами.
Мы молча сидим друг подле друга.
— Что ж ты теперь собираешься делать, Георг? — помолчав, снова спрашиваю я.
Он задумчиво улыбается:
— Я, Эрнст? Я ведь только по недоразумению не убит... Это делает меня немножко смешным.
Я отталкиваю его руку и испуганно смотрю на него. Но он успокаивает меня:
— Прежде всего я хочу немного поездить.
Георг поигрывает тростью и долго смотрит вдаль:
— Ты помнишь, что сказал как-то Гизекке? Там, в больнице? Ему хотелось побывать во Флери... Опять во Флери, понимаешь? Ему казалось, что это излечит его...
Я киваю.
— Он все еще в больнице. Карл недавно был у него...
Поднялся легкий ветер. Мы глядим на город и на длинные ряды тополей, под которыми мы когда-то строили палатки и играли в индейцев. Георг всегда был предводителем, и я любил его, как могут любить только мальчишки, ничего не ведающие о любви.
Взгляды наши встречаются.
— Брат мой «Сломанная рука», — улыбаясь, тихо говорит он.
— «Победитель», — отвечаю я так же тихо.
2
Чем ближе день, на который назначено слушание дела, тем чаще я думаю об Альберте. И как-то раз я вдруг ясно увидел перед собой глинобитную стену, бойницу, винтовку с оптическим прицелом и прильнувшее к ней холодное, настороженное лицо — лицо Бруно Мюкенхаупта, лучшего снайпера батальона, никогда не дававшего промаха.
Я вскакиваю, — я должен знать, что с ним, как он вышел из этой переделки.
Высокий дом со множеством квартир. Лестница истекает влагой. Сегодня суббота, и повсюду ведра, щетки и женщины с подоткнутыми юбками.
Резкий звонок, слишком пронзительный для этой двери. Открывают не сразу. Спрашиваю Бруно. Женщина просит войти. Мюкенхаупт сидит на полу без пиджака и играет со своей дочкой, девочкой лет пяти с большим голубым бантом в светло-русых волосах. На ковре речка из серебряной бумаги и бумажные кораблики. В некоторые наложена вата — это пароходы: важно восседают в них маленькие целлулоидные куколки. Бруно благодушно покуривает небольшую фарфоровую трубку, на которой изображен солдат, стреляющий с колена; рисунок обведен двустишием: «Навостри глаз, набей руку и отдай отечеству свою науку!»