Девушка с серебряной кровью

22
18
20
22
24
26
28
30

– Женишься. Куда ты денешься, – Аким Петрович кивнул. – Только не сейчас, а летом. Незачем спешить. А благословение свое я вам дам, на этот счет не волнуйся.

В темноте со стороны печи послышался не то стон, не то бормотание.

– Август, – сказал Аким Петрович, вставая из-за стола. – Жар у него. Всю ночь мечется. Жалко будет, если помрет. Светлого ума человек, хоть и с изрядной придурью.

– Он может умереть? – Федор испугался не на шутку.

– Все мы под Богом ходим: и простые смертные, и гении. – Из глиняного кувшина старик плеснул в чашку какой-то терпко пахнущий отвар, прихватил со стола лампу, направился к печи.

– Вот выпей, Август Адамович, – послышался его приглушенный голос. – Да пей ты! А то силой залью.

Ответом ему стало протестующее мычание, быстро сменившееся кашлем и странными булькающими звуками. То ли Август пил, то ли Аким Петрович исполнил свою угрозу. А потом все стихло.

– Уснул. – Старик вернулся к столу, спросил: – Чаю хочешь?

– Хочу. – Федору и в самом деле захотелось чаю. И непременно горячего, с душистыми травами. – Я все спросить хотел…

– Спрашивай, до рассвета еще далеко. Делать нам с тобой пока все равно нечего.

– Вы часы прячете, когда Август на остров приплывает. Это ведь неспроста, Аким Петрович?

– В этой жизни, Федя, все неспроста. – Хозяин разлил чай по чашкам, поставил перед Федором вазочку с медом. – И людские судьбы она порой сплетает самым невероятным образом. Это матушки моей часы. Сделаны специально для нее немецким мастером в единственном экземпляре.

– Раз в единственном экземпляре, значит, Август их видеть никогда раньше не мог.

– Мог. – Аким Петрович усмехнулся. – Мастера, который сделал часы, звали Адам Берг.

– То есть он был нашему Августу…

– Отцом. И моим приятелем. Это по моей просьбе и по моим наброскам он сделал те фигуры. Я нарисовал, он сделал. Кто же из нас знал, что жизнь вот так повернется, что сначала разметает, а потом снова соберет.

Федор никогда не был тугодумом, а сейчас, в этот темный предрассветный час, соображал и вовсе быстро. Часы, книги на французском, необычный для простого мужика уклад, фамилия…

– Вы из Петербурга, – сказал он не вопросительно, а утвердительно. – Граф Чернов…

– Давненько меня графом не величали, – усмехнулся старик и сделал глоток чаю. – Я уже и забыл. А ты сметливый, весь в бабушку, надо полагать. Как там Зоя Николаевна? Надеюсь, в полном здравии? Она ведь моложе меня лет на десять.

– В здравии. – Федор улыбнулся. Это было так удивительно: сидеть на краю земли в доме, по самую крышу заваленном снегом, и вспоминать мир, который существует только в памяти. – Я надеюсь, – добавил он. – Надеюсь, что мой арест и ссылка ее не сломали.