— А во-вторых, — продолжил толстяк, словно и не услышав слов скинхеда. — Ты — единственный из всей своей братии, кто кинулся бежать, когда понял, во что вляпался. И, кстати, похоже, вообще единственный понял, что попал в ловушку.
Такие, как ты, Грэг, за идею не стоят. Таким, как ты, нужны только деньги. Деньги и власть. И я тебя прекрасно понимаю. Я и сам такой.
Француз, в отличие от Адольфа, когда говорил Рэзоду, что они в чём-то похожи, хотя бы не врал.
Скинхед недоумевающе смотрел на толстяка, который за буйным своим пиршеством вот так спокойно, почти что на равных общался с ним, человеком, который несколько часов назад чуть было не убил его. Чего он хочет? Чего от него добивается? Ради чего всё это происходит вообще?
— За свою безопасность, Грэг, ты можешь не волноваться! — сказал Француз, нанизывая на вилку свежий стейк. — Смотри: я привёл тебя в свой кабинет, усадил за свой стол, угощаю своей же едой. Заметь, мой бритоголовый новый друг, ты даже не связан! Переживать совершенно не о чем, monami!
Рэзод сверлил взглядом Француза, тщетно пытаясь понять, что он от него хочет. Не просто же так этот жирдяй притащил его прямо в свой кабинет, в конце-то концов!
— Ладно, Грэг, перейдём к делу! — Француз отложил еду и посмотрел прямо в глаза скинхеду. — Я вот тут задумался: а сколько вообще стоит моя жизнь? Сколько Адольф пообещал тебе за мою смерть? Говори, не стесняйся! Мы с тобой близки по духу, и я тебя не осужу, каким бы ни был твой ответ. Давай, Грэг! Говори! Мне же, в конце концов, интересно!
Рэзод хотел было выдать что-то вроде спича о том, что он — гордый и независимый скинхед, и что ему вообще плевать на все деньги — он просто хотел очистить мир от его, Француза, жидовьего в нём существования, но...
Кого ему обманывать? Француз прекрасно знал, что
— Шестьсот тысяч! — выпалил скинхед. — Он пообещал мне шестьсот тысяч, если я тебя убью, Француз!
Толстяк замер в раздумье, отложив даже свою еду в сторону. На его толстом круглом лице отобразилась глубокая задумчивость.
— Подумать только, шестьсот тысяч! — произнёс Француз после минутного молчания, поглаживая свой подбородок. — Как же низко ценят, однако, мою жизнь! И тебе этих копеек было достаточно, Грэг? Достаточно для того, чтобы рискнуть своей жизнью ради моего убийства? Оно того стоило?
Грэг недоумевающе смотрел на толстяка. Что дальше? Что Француз сделает после этих слов? Отдаст приказ его убить? Что ж, было вполне логично! Особенно после всего того, что было сказано, приказ убить скинхеда был бы вполне закономе...
— Я заплачу тебе вдвое больше за убийство Адольфа! — внезапно проговорил Француз. — И, Грэг, если ты убьёшь своего фюрера, ты получишь то, что заслуживаешь, я тебе это гарантирую!
У Рэзода аж челюсть отвисла от того, что он только что услышал. Он не ослышался? Француз предлагает ему убить Адольфа? И за такие, можно сказать, огромные деньжищи? Разве такое бывает в действительности?
Хотя... надо сказать, оно всё к тому и шло, если вдуматься. Француз оставил ему жизнь, привёл в свой кабинет, усадил за свой стол... Что ещё он мог ему сказать?
Мысли в голове Грэга отчаянно заметались. Господи, какие деньги! Какие деньги, несусветные для скинхеда деньги ему предлагали! Но что он должен был сделать для этого? Убить Адольфа, убить самого фюрера, продаться за деньги...
За деньги? А что, ведь это весомый повод для того, чтобы, что называется, переметнуться на сторону Француза! Не надо было фюреру так жадничать! Вон, Француз ему какой гонорар за такое дело предлагает — да не пошёл ли он тогда, его фюрер, куда подальше с его жалкими шестьюстами тысячами?
— Подумай, Грэг, над тем, что я тебе предлагаю! — толстяк вновь приступил к потреблению еды, которой был так щедро завален его стол. — Мы разыграем, будто бы тебе удалось сделать то, что поручил Адольф. Пустим слух, будто ты меня всё-таки убил, вернёшься к своему фюреру, а там... Там тебе всё сама судьба подскажет, что делать. Ну, Грэг? — он посмотрел на скинхеда с доброй располагающей улыбкой. — Не хочешь перекусить бутерброд с икрой с моего стола в знак согласия с нашим сотрудничеством?
Скинхед ещё раз взглянул на стол Француза. И... потянулся за бутербродом.