Он усмехается.
– Опять капитан тебя прижала?
– А когда было иначе?
– Здесь не протолкнуться. Сложно кого-то заметить, особенно тощего матроса, да еще в веснушках. – Он подмигивает мне и удаляется.
Я продолжаю пробираться сквозь толпу к доскам с записями. Отец уже год как ушел на «Фортуне», и я знаю, что у него все в порядке. Он на севере, ищет новые торговые пути. Сроки, в которые он обещал вернуться, почти на исходе. Скоро Северный путь будет закрыт, начнутся снежные бури, смертоносные льды – серьезная угроза судам.
Отец ушел на север и оставил меня на год с Ренсой. Я решила, что он недоволен мной, потому и не взял с собой, но в ночь перед отбытием он признался:
– Ко дню моего возвращения ты будешь готова занять место первого помощника, моя девочка. Это новый старт.
Это то, о чем я мечтала. После долгих лет ожидания я смогу доказать, что способна принести пользу – пусть и как обычный моряк.
Только вот Ренса ничему меня не научила, не подготовила к месту помощника. Вместо того чтобы давать знания, она использовала меня на самой черной работе, которая только может быть на корабле: драить, шить, нести вахту.
Через несколько дней вернется отец и спросит, чему я научилась. Что я тогда ему отвечу? На «Фортуне» я стояла рядом с ним у штурвала, а на «Лизабетт», которая была домом, где я выросла, кораблем, капитаном которого я мечтала однажды стать, меня использовали, как новобранца.
Впрочем, сейчас мне нет до этого дела. Я жду момента, когда увижу отца. Как только мы пришли в город, я каждый день проверяла доски, надеясь увидеть название «Фортуна», и каждый день меня постигало разочарование.
Возможно, завтра Ренса не выпустит меня на берег, и послезавтра мы снимемся с якоря, а я так соскучилась по отцу.
На стене три доски, на каждой ровные строчки аккуратных записей. Их освещают свисающие с потолка лампы без плафонов. Одна мигает, иногда гаснет на пару мгновений, будто указывая, что каждый миг жизни может стать последним. Честно признаться, от окон гораздо больше пользы – правда, лишь в дневное время.
На первой доске перечислены названия кораблей, вышедших сегодня из гавани, на второй – прибывшие, а на третьей – те, что ожидаются. Они пока находятся на значительном расстоянии: о них узнали от тех, что уже пришвартовались в бухте и передали сведения на берег.
На доске с отправлениями перечислено много судов, готовых к отходу в Траллию, Фонтеск, Бейнхоф, а то и более отдаленные княжества. Некоторые идут даже в Мелласею, где, по слухам, назревает война. Рядом с названием стоят отметки, принимают ли на борт пассажиров и не ищут ли членов экипажа. На Холбард идет один единственный корабль – «Фрея» рискнула отправиться на север, не боясь скорого закрытия пути.
Я пробегаю глазами строки – грудь сдавливает оттого, что «Фортуна» нигде не упомянута. Повторяю осмотр, на этот раз медленно, пристально вглядываясь в выведенные мелом ровные буквы.
Он пошел напрямик, и он справится. Ни одному капитану в мире не под силу пройти по Северному пути лучше, чем Стэнтону Уокеру.
И он обещал, а год уже прошел.
Я дочитываю до последней строчки, потом поднимаю голову и начинаю сначала. Потом еще раз. Сердце сдавливает сильнее с каждой минутой. Он должен быть здесь. Хотя бы на подходе.
Впервые страх колет сердце, будто шилом. Может, зимние бури начались раньше? Отец способен провести корабль через любой шторм, но север – это совсем другое, говорят, волны там могут доходить до середины мачты.