– А где они обедают вместо столовой?
– Я вам сейчас всё покажу…
В колонках пульсировала абстрактная электронщина.
Диана прислушалась и поморщилась.
– Включи «Соломенных енотов».
– Я не знаю, кто это, – Гобзема поворачивал, – и у меня их нет в фонотеке.
Автомобиль остановился на светофоре.
Диана достала свежую кассету и протянула между креслами. Гобзема сделал возмущённое лицо, но взял.
Дальше ехали веселее. А Барсучонок только сейчас понял, насколько устал.
За окном мельтешили центральные улицы. Серебристый купол собора висел над домами, словно металлическое облачко.
– Вам ещё что-нибудь надо? – спросил Гобзема.
– Если останемся целы, купишь нам фикус, – сказала Кель, – Как в «Леоне».
– Это аглаонема, – подал голос Барсучонок.
– Кто?
– У Леона был не фикус, а аглаонема. У аглаомены листья не блестят, как у фикуса.
– Всё правильно, – Диана кивнула, – купишь нам аглаонему и запасной фикус.
– В твоём возрасте пора бы «Таксиста» смотреть, – заметил Гобзема, – «Леон» – он же совсем для детей.
Они поворачивали у серой глыбы бывшего Исполкома. На другой стороне улицы чернел облицованный гранитом Дом Детского Творчества.
Его построили в конце семидесятых, на последнем выдохе советской мечты. Большой, с конструктивистскими лентами окон и гранитной аркой на входе, он занимал половину квартала и словно соревновался с собором на другой стороне площади.
Внутри – лабиринт коридоров, старые паркетные полы, витражи на лестничных клетках. На первом этаже зимний сад, куда ведут замаскированные двери. Барсучонок бывал там – давно, ещё в младших классах, когда ходил на кружки.