– Сюда, – сказал Гобзема.
Они объехали квартал и остановились во внутреннем проулке. В забранных решётками окнах полуподвального этажа горели уютные круглые лампы.
С этой стороны Дома Детского Творчества Барсучонок никогда не был.
– Спускаемся, – сказал Гобзема.
Они оказались в полуподвальном сводчатым зале. Он был намного просторнее, чем казалось снаружи. Возле накрытых бежевым пластиком стен – круглые столики на затейливых чугунных ножках.
Играла тихая и невнятная музыка. За барной стойкой стояла суровая блондинка с мелированныи волосами. Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы понять – всяких Соломенных Енотов здесь не включают.
Город за окнами казался совсем чёрным. И только из крайнего, третьего окна можно было разглядеть золотые огни на фасаде мэрии.
– Ребят, вы что будете есть? – спросил Гобзема.
– Барсук всеяден, – произнёс Барсучонок, – но предпочитает животную пишу.
– Мне то же самое, – сказала Кель.
– Значит, пиццу нам, – скомандовал Гобзема, – Большую и на всех.
Он с облегчением плюхнулся на стул. Потом поморщился, снял пальто и повесил на едва заметную вешалку.
– Надо вести себя по-человечески, – пояснил он, – раздеваться перед едой, как в Европе…
Под пальто у него была светлая рубашка с коротким рукавом и пятнистый галстук. Ни портупеи, ни кобуры.
Кель и Барсучонок пристроилась на диванчике.
– А тут всегда так пусто? – осведомился Барсучонок.
– Я за всех заплачу, не суетись, – произнёс Гобзема.
– Мне просто интересно, – Виктор потрогал доски стола, – Ну, доходность места, понимаете?
– А, это… – Гобзема огляделся, – Сегодня что-то пусто совсем… Тревога объявлена, всё либо по домам, либо на объектах. Нет, я понимал, что будет мало народа, но не думал, что мы будем одни… Так, ребята, подождите…
Он полез в карман пальто и достал мобильный телефон. Тогда они были огромные, дорогущие и антенну надо было вытягивать.