— Да, — отчего-то смутилась Елена, слегка покраснев и опустив очи к земле.
Правда, сама не поняла отчего. Наверное, из-за форменного пиджака лицея с гербовым узором, который парень накинул на увитый мышцами голый торс. И уверенного взгляда и голоса, в которых совсем не осталось робости перед толпой (а была ли она?).
«Но он же деревенщина!» — гневно всколыхнулось в душе, смывая секундное смущение. Козопас! А она тут стоит перед ним в платье, которое ему за десять жизней не купить! Лицо чумазое! Хотя кожа под грязью ровная, без оспин. И ногти ровные. И ноги чистые. И загара черного почти нет. И волосы… Хм…
— Там, за оградой, лошадь, — вздохнув, махнул рукой парень.
— Да? — изумилась Елена.
— Звездочкой кличут. Дарю. — И, отвернувшись, он зашагал вдоль домов.
— Вдруг не все они такие? — задумчиво шепнул он себе под нос.
Девушка мигом перемахнула через ограду, с изумлением обнаружила там лошадь, хоть и неоседланную. Тут же, подчиняясь порыву, вернулась обратно, чтобы мягко притянуть паренька за края пиджака и впиться поцелуем в его губы.
— Спасибо! — счастливо выдохнула она.
И через минуту пролетела мимо домов на лошади, со счастливым смехом прижимаясь к рыжей гриве. А уже через мгновение догнала процессию с осликом.
— Я за машиной! — крикнула она своей команде, совсем скоро превратившись в точку вдали…
А я провел языком по губам, прислушиваясь к мягкому, искристому ощущению, и констатировал:
— Нет, ну какой ослик. Тут максимум на два пломбира.
Хотя его много не съешь. А пломбир я люблю…
Неторопливо вошел во двор, дважды простучал по двери и через пару секунд попал в приятную прохладу небольшого терема.
— Ну как? — глянули на меня темные очки, смотревшиеся на девятилетнем Петьке (ввиду отсутствия отца — хозяине дома) как на шершне.
— Десять тысяч за ослика, — отсчитал я мятые красные бумажки. — Пятнадцать за лошадку. Пятьсот рублей за аренду реквизита. Я вилы, кстати, в сенях оставил.
— Здорово! На ярмарке в два раза больше купим! — не веря, перебирал Петька бумажки, скорее даже не пересчитывая, а любуясь ими.
Неспешно умывшись в рукомойнике и переодевшись в привычную одежду, я отсчитал еще двадцать бумажек.
— А это за мотоблок.