Ни трактора, ни машины в деревне действительно не было.
— А можно я очки у тебя куплю? — смущаясь, попросил Петька, протягивая пятерку обратно.
— Скоро придут большие дяди и будут спрашивать. Про ослика, про лошадь, про меня, — вздохнув, снял очки с погрустневшего лица. — Очки увидят — всем плохо будет. Тебе, папе с мамой.
— Я понял, — кивнул тот.
— А так — ты ничего и никого не видел. Гулял в овражке, увидел автобус, побежал за старшими. Как мы договорились.
— Хорошо! А деньги я сегодня вечером под поилкой для лошади найду!
— Вот, умный парень, — потрепал я его по волосам и вышел из дома.
Оглядевшись по сторонам, выкатил из сарая мотоблок, дернул за тросик стартера, пробудив ворчливый мотор, застелил на сидушку трофейные пиджаки и попылил совсем в другую сторону от недавних гостей.
Потому что станция «Колоски» действительно далековато — сорок километров. А вот станция «Солнечная» — всего в трех.
Глава 16
Путь до «Солнечной» уложился в двадцать минут. После чего через добрых полчаса пришло понимание, что никто на станцию не прибудет.
Внутренние рейсы через столицу отменены, а других тут не бывает — так сказал старик, расставивший ведра с грибами вдоль трассы. Он же подсказал, как лучше добраться до города. В сотне метров находился спуск на короткий путь, связывающий два селения и самым краем — пригород. Сверился с картой, позаимствованной за козырьком автобуса, — действительно, вилась безымянная серая ленточка от села Солнечное, названием которому обязана станция, через Заречное и до самой границы красно-зеленой разметки столичных улиц. Можно, конечно, и по дороге, но мотоблоку все равно, где отмерять свои тридцать километров в час. Да и лишних встреч совсем не хотелось — документы вместе с приглашением остались в карманах пиджака. А мир еще плохо знал меня в лицо, чтобы верить на слово.
Хотел отблагодарить покупкой. Но старику вроде оно и не было нужно — куда важнее причина, по которой можно сидеть в полудреме под тенью вяза, время от времени прикладываясь к стальной фляге.
— Бабка сказала, пока все не продам — не возвращаться, — подмигнул он заговорщически, и я спрятал деньги обратно.
Первое село пролетел, оставшись в памяти гусей бесстрашным пылевым столбом, рычащим столь грозно, что даже собаки стеснялись своего голоса и без особого энтузиазма пытались укусить за колесо. Сорок пять домов, высоких и низких, с запущенными садами за покосившимися оградами и безо всякой зелени на бетонированных подъездах — люди жили по-разному. Только дорога была одна на всех — норовистая и ухабистая, с настолько глубокой колеей, что проще оказалось нестись по самой ее границе, рискуя провалиться в глубину накатанной полосы.
Пролетев развилку с колодцем, вышел-таки на добротную грунтовку и с удовольствием вывернул ручку скорости, соревнуясь с речным бликом на бегущем вдоль дороги ручейке — извилистом и затейливом. Потянулись пшеничные поля по левую руку — от дороги и до горизонта, настолько огромные, что красно-белые громады комбайнов, окрашивающие золотое полотно бежевыми линиями, смотрелись игрушками в мягком ворсе ковра.
Ветер доносил звуки тяговитых дизелей, шелест механизмов, деловитые сигналы тракторов, подъезжающих за новой порцией зерна, а потом устал и на повороте лихо сбил фуражку, швырнул куда-то назад и влево. Стоило отвлечься и проводить ее взглядом, как дорога взбрыкнула колдобиной, дернулся руль — и тут же привычная тряска сменилась мгновением падения, схватившего сердце недобрым предчувствием. Удар о хилое деревце перевернул мир с ног на голову, на фоне небесной синевы грациозно проплыл прицеп, намереваясь подгрести меня под себя. Земля ударила в плечо, руки вцепились в сухую глину обветренного холма, стараясь замедлить движение. Сталь и дерево рамы с грохотом шваркнулись полуметром ниже по склону, проскрипели, ругая невнимательного водителя, и остановились.
Остановилось и время — вернее, оно было, но осталось где-то на дороге. А тут, на нагретой солнцем земле, можно было лежать сколь угодно долго. Потому что левую ногу, стоило только пошевелиться, схватывало болью прямо на месте старого перелома — совсем немного, но почему-то от этого сделалось куда страшнее, чем от летящей над головой телеги. Однако каждый знает — если пару минут не двигаться, то все непременно пройдет. А если не проходит, то надо подождать еще совсем чуть-чуть.
Рыкнул двигатель где-то наверху, испугав своим голосом верхушки трав, и тут же устало выдохнул, останавливаясь. Где-то там, на границе земли и неба, показалось мужское лицо. Тут же зашуршала земля под сандалиями, спускаясь ко мне ленивой осыпью, а еще мгновением позже меня мягко прижали к земле, не давая подняться.
— Не делай резких движений, — аккуратно сняли с головы солнечные очки и напряженно осмотрели лицо.