Рай для грешников,

22
18
20
22
24
26
28
30

Тяжёлый зной навалился на Москву. Солнце пылает, ни ветерка, ни облачка.

С тех пор, как автомобили из городов убрали, на улицах стало на удивление просторно. Новый Арбат выглядит малолюдным.

А там что такое? Ого, вот это «хвост»! И куда же? Ага, аптека с белым флагом над дверью. Надо же, без очереди почти не лезут, будто и не в России. А, вон в чём дело: туда-сюда прохаживаются парни с нарукавными повязками: по белому – золотой цветок, похожий на лотос. Такой же, оказывается, и на флаге.

Встал за вальяжным священником в чёрной рясе – тут же приблизился молодой с повязкой.

– В списках проверялись?

– Обязательно. Я же понимаю, иначе зря время потеряю.

Белоповязочник отошёл. М-да. А правда, когда мне-то отколется? Обещанного три года ждут.

О чём там, впереди? Ясно, о чём же ещё.

– Я-то думала, хоть годиков десять поживу, внуков на ноги поставлю, и хватит, – дородная пожилая женщина говорит молодой. – А тут… даже и не верится. Я за демократию буду голосовать, раз такое дело.

– А я всё просчитала, баба Вера. – Ему, Грише то есть, сейчас тридцать два. А эликсир, сказали, пока не положен. Мне двадцать семь, вот. Через десять ему будет за сорок – а я-то молоденькая. Как думаешь, женится на мне тогда?

Очередь продвигалась на удивление быстро, даром что стояли не тонкой цепочкой, а ряда в два-три.

– Не смущайте народ, батюшка, – ехидный голос позади. – Сами-то – как? С Отцом нашим Небесным встретиться уже не мечтаете? Передумали? Покайтесь, батюшка. Или хоть рясу снимите.

– На всё воля Божья, – смиренно отвечал тот. – Поелику тут я оказался, значит, сподобил Господь помочь пастве моей в это нелёгкое время.

– Суровые годы уходят, настанут ещё тяжелей.

Подходят всё новые люди, толпа умножается на глазах.

– Эх, такой бы подарочек, да годиков двадцать назад, – неприметный старичок справа. – А теперь-то что? Из аптеки – в больницу, из больницы – в аптеку. И что это за вечная жизнь будет?

– Не хочешь – не бери, – бросил рыжий детина.

– Как это – не бери? Такой случай, да упустить? Я не возьму, а кому ж тогда моя доля достанется?

– Это да, – согласился детина. – Известно, кому. Из наших вон уже сколько несолоно хлебавши. В списках, вишь ты, не значатся. А масоны все довольнёшенькие. Вон, вон, смотри-ка, отоварился, аж сияет. Теперь эти кощеи бессмертные нашу кровушку будут в три горла пить.

– Ты чего, он же курносый.