— Нè слушаï его, Лèночка. Лучше пôдумай обо мне…
(Один из тех случаев необъективного восприятия, когда Родион слишком ясно замечал акцент собеседника. Но он всё-таки настроился на нужную волну и лишние звуки исчезли.)
Арсен почесал набриолиненную голову, достал из-под смокинга записную книжку, нервно раскрыл её и вчитался в записи.
— …Подумать… подумать только, уже прошли 5 лет, 4 месяца и 16 дней, как я всё ещё твой жених, а ты ещё не сменила Россию на Францию! Если бодяга продолжится, я попаду в Книгу рекордов Гиннеса…
— И сколько лет, месяцев и дней вы будете продолжать? — набычившись, спросил Родион. — Заняться нечем?
— Моё чувство ниспослано небесами. Не мне о нём судить.
Кандидат наук чуть было не подпрыгнул, но стремление к солидности оказалось сильнее.
— Небесами… Обратитесь к психологу или психиатру, он вам всё живо разложит по полочкам.
— Qu’est-ce que c’est? Что за странности? — с грустью спросил Арсен. — Почему вы меня не любите? Потому что я француз? Потому что я европеец? Потому что я католик? Потому что я западенец? Поэтому?
— Потому что некоторые французы — недофранкоканадцы, — хмыкнул Браун и, не обращая ни малейшего внимания на выражение лица европейца, продолжил: — А некоторые канадцы — недоамериканцы. Французы — европейцы. А некоторые европейцы — недоамериканцы. То есть некоторые французы — недоамериканцы в квадрате. Вы поняли, как я вычислял?
— Non…
В ответ Сергеевский так взглянул на Брауна, что от дыбом вставших волос того спасла только бритая голова.
— Это что за Хайль Гитлер? Какие ещё недоканадцы?
Роберт хмыкнул и объяснил с ноткой недовольства:
— Что здесь непонятного, босс. Я не говорю про всех, я говорю про некоторых.
— Согласен. Русские тогда, интересно, кто? Недоукры?
Ответил Эраст: он поднял указательный палец.
— Наоборот. Это салоеды — хронические недорусские.
— Почему же?
— Не знаю… Не знаю… Ну почему мама родила меня наполовину украинцем? — он опустил и палец, и голову. Даже хлюпнул носом.