Криптограф

— Конечно. И не спрашивала. — Ева поворачивается к ней. — Я сильно сомневаюсь, что ты спрашивала сестру хоть о чем-нибудь.

— Хватит, — говорит Марта.

— Ты спрашивала?

— Допрашивала ли я свою сестру? Нет. Я задаю достаточно вопросов на работе.

— «Как у тебя дела?» — это нормальный, обычный вопрос.

— Хватит, — повторяет Марта, но голос глухой, когда она пытается говорить громче, — почти как я, с невольным содроганием думает Анна. Плечи Марты, настолько шире и сильнее, чем Анны и их матери, настороженно сутулятся.

— Ну, — говорит Ева, — поздравляю, Анна. Хочешь выпить или у тебя в запасе остались еще сюрпризы?

Никто не отвечает. Она берет бокал. Крышка кастрюли дребезжит и подпрыгивает. Марта выключает огонь, поворачивается. Лицо у нее красное.

— Он готов, — говорит она. — Все готово. Пора есть, — говорит она им обеим, точно спрашивая разрешения.

Не ужин, а катастрофа. В течение двух перемен блюд никто не разговаривает, исключая Макса, грузчика — Макса; Макс говорит и говорит, все больше волнуясь в тишине, не понимая, что происходит, и широкое лицо его лоснится — пот и водяной пар от рыбы.

Затем они обмениваются подарками. Ева дарит Анне плетеный узорчатый пояс из металлических колец, ленту сверкающего металла, годится, чтобы носить под ней пистолет. Макс-грузчик — которому Анна дарит музыку, купленную для Эндрю, — вручает ей косметичку из кожи настоящего пони. И небольшой пакет от Марты — избранные стихи Т.С. Элиота, 1936 года, первое издание, почти в идеальном состоянии, с зазубренными страницами, где нож для бумаги скользнул неосторожно, оставив следы нетерпения или волнения почти вековой давности. Для моей сестры, последнего книжного червя, написала Марта на открытке. Ты же еще читаешь книги, спрашивает она, так ведь? Да, отвечает Анна, да, она еще читает книги.

Телефон звонит, когда она уже почти дома, отвлекает ее от дороги и словно пробуждает ото сна. По радио певец за певцом поют о любви, и все — скверно, или так ей кажется этим вечером. Она приглушает звук почти до нуля и сворачивает на обочину.

— Ну, — говорит Ева, — тебе стыдно?

— Конечно. Я не знала.

— Я знаю, дорогая. Хотя я не уверена, что в подобных обстоятельствах неведение может служить оправданием. Ты уже дома? По звукам не похоже.

— Нет. — В машине вдруг становится слишком тесно. Она снимает ремень безопасности, открывает дверь. Плечом держит трубку. — Я еще не добралась. Лед на дорогах. Все было ужасно, правда?

— Исключительно плохо, да. Никогда в жизни рождественский ужин так не походил на тайную вечерю.

Анна выходит из машины, встает под голыми кронами деревьев. Вверху чистое небо светится холодными звездами.

— У него другая женщина?

— Нет. Знаешь, я, наверное, предпочла бы это. Несколько лет назад Марта решила, что он встретил кого-то в Мэне. Оказалось, ничего такого или, по крайней мере, ничего серьезного. Но теперь я даже хотела бы, чтоб кто-нибудь был. Это я могла бы понять. И если бы она жила в Штатах, я могла бы ее найти, — говорит она тихо. — Тут у всех оружие, знаешь ли.