Мне знакомы эти края, я бывал здесь когда-то, правда, в последний раз сравнительно давно: лет шестьдесят назад. Если не считать реки, ландшафт с тех пор мало изменился. Вон и знакомый холм с плоской вершиной стоит, как стоял, и все та же хижина земледельца у подножия холма…
Нет, я не утерплю, я сбегаю посмотреть…
Когда в прошлый раз я проходил здесь, спеша на помощь робкому и богомольному королю Монастиру, взятому в плен жрецами Тьмы, то решил срезать путь через вершину холма. Вершину я нашел еще более плоской, чем ей полагалось быть от природы, проще говоря, искусственно выровненной, со снятым слоем почвы и выкорчеванными кустами. На холме находился крестьянин, ничуть не испугавшийся при моем появлении. Он сидел на деревянной колоде, с ног до головы обсыпанный каменной крошкой, и тесал зубилом здоровенный гранитный валун. На валун-то я и присел, желая отдохнуть и поболтать со свежим человеком, ибо целых десять дней перед тем если что и слышал, то только свист клинков, грозный гул моего верного кистеня да стоны умирающих — вольно же им было подставлять свои головы под Чтозаболь!
— Если ты хочешь разбить этот камень, то неправильно держишь зубило, — сказал я, справедливо полагая, что знаю о камнях все.
— Я не хочу его разбить, — ответил крестьянин, не прерывая работы. — Я хочу его обтесать. Чтобы был прямоугольным. Четыре локтя в длину, три в ширину и два в высоту.
— Зачем?
— Площадку видишь? — показал он глазами. — Ее разровнял мой дед. Здесь будет… постройка. Сто шагов в длину, сто в ширину, сто локтей высоты. Это здание будет видно отовсюду, сюда будут приходить люди…
— Значит, это будет храм? — спросил я в великом сомнении.
— Не храм, а Храм, — поправил он интонацией.
Понятно…
— Какому богу?
— Никакому. Всем. Какая разница? Просто Храм.
— И когда ты надеешься его закончить? — спросил я.
— Я — никогда. Мой дед за всю жизнь сумел лишь подготовить площадку. Если боги позволят мне дожить до старости, то, наверное, я сумею обтесать и уложить в фундамент первый камень. После меня работу продолжит мой сын, — крестьянин кивнул в сторону хижины, возле которой мальчонка лет пяти пытался сбить плод с грушевого дерева, — а потом его сын, а потом внук и так далее. До тех пор, пока на этом месте не встанет Храм — сто шагов в длину, сто в ширину, сто локтей высоты…
Я попытался прикинуть в уме, сколько понадобится времени для строительства Храма такими темпами, и не сумел: выходило что-то запредельное. Идеи столько не живут, не говоря уже о людях.
— Зачем? — только и спросил я.
— Людям нужен Храм, — объяснил крестьянин. — Просто Храм, куда можно хоть раз в жизни прийти, и неважно, что каждый будет искать в нем что-то свое. Не знаю, найдет ли, хотя мне хотелось бы, чтобы нашел, — но знаю, что каждый пришедший обязательно оставит здесь что-то свое, сокровенное, не видимое, может быть, даже бессмертным богам, и тогда Храм станет немножко больше. Ведь Храм — это не только камни. Он станет расти до тех пор, пока не объемлет весь мир…
Вернее, пока очередная война не размечет его по песчинке, мысленно поправил я. Бедняга-фанатик. Но забавный.
— А ты уверен, что к моменту окончания строительства на земле еще будут жить люди? — спросил я.
— Неважно. Важно то, что кто-то начал строить Храм. Это уже надежда, верно? — Крестьянин отложил молоток, поплевал на точильный брусок и принялся поправлять затупившееся зубило. — А теперь, если отдохнул, иди. Ты воитель, я строитель. Не хочешь помочь — не мешай.