— …и такие милые, представь себе! Жалко, что на Земле больше года не живут…
— …говорят, тхуканцы недовольны, но вряд ли это нужно воспринимать всерьез…
— …но мы над этим работаем. Пока будем разводить на Тхукане, а там, глядишь, придумаем, как заставить размножаться на Земле…
— …дрессировка, основанная на природных инстинктах…
— Андрей Васильевич! Позвольте… спасение… нет, нет, не возражайте!
Сверкающий зал гудит, и гудит в голове от шампанского.
Гудят голоса, тхуканцы сбились в кучу, машут руками. Какое злое у Тами лицо… Он бросает мимолетный взгляд на землян и отворачивается.
— Что-то у них пошло не так, — шепчет Амико.
— Нас отказались выкупать, вот и все, — отвечает ей капитан.
— Гады, — всхлипывает рыжий парень с параллельного курса, и капитан рычит:
— Чего мы стóим по сравнению с Землей? Заткнись, слюнтяй!
— Кучка дикарей, пусть вооруженных… — задумчиво тянет Амико, капитан пристально смотрит на нее, и Катю обдает волной паники. Она зажмуривается, а когда открывает глаза, видит, что пилот, пригнувшись, бежит к Тами. Это глупо и страшно — бросаться на тхуканцев с голыми руками, но тут за спиной Тами вырастает покрытая грязью тонкая фигурка, и Катя понимает, что это Амико — страшная, оскаленная, совершенно незнакомая Амико с бластером в руках. Амико дико визжит, из бластера вылетает красный, как глина, луч, и Катя теряет сознание.
Во рту металлический привкус, страшно болит голова. Вьется между деревьями дорожка, и никто не помешает Кате бежать по ней до самого поселка, позвать на помощь, — некому помешать, все мертвы. Мертва Амико, и капитан, и перепуганный рыжий, все земляне. И Тами мертв, и остальные тхуканцы с лицами, как лезвия кинжалов. Осталась одна Катя — Катя и дорожка. Но нельзя же идти в поселок такой перепачканной! Даже спину уделала о грязный валун — зачем только на него опиралась? И в детстве она не умудрялась так замараться — это другие дети, и земляне, и тхуканцы, могли извозиться, как поросята, но не Катя. Она пытается стереть грязь, но глина только размазывается, прилипает к рукам, и Катя понимает, что это не грязь, а кровь. Борясь с тошнотой, она шарит по карманам в поисках платка — вечно у нее нет под рукой платка, ведь она никогда не пачкается, а если что — можно попросить у Поля или Амико. Катя оглядывается, и внутри что-то обрывается. Грязь захлестывает с головой, забивает рот, ноздри, проникает внутрь, облепляет холодной массой сердце. Крик Кати переходит в вой, и воет вертолет над тхуканским лесом — белый вертолет землян.
Белые простыни, а Катя вся в красном иле, волосы сбились в колтун, пачкают подушку — так нельзя, она обязательно должна сходить в душ. Катя тянется к звонку, и входит врач в сверкающем, хрустящем халате.
— К вам гости, Катя, — улыбается он. В дверях маячат родители, отец машет сеткой с красно-оранжевыми апельсинами.
— Нет, — Катя тянет на себя простыню, от пальцев на ткани остаются пятна. — Нет. Подождите немножко, я только схожу в душ, мне обязательно нужно помыться. — Она криво улыбается отцу и отводит глаза — зачем он смотрит на нее такую? — Я такая грязная, подождите немножко.
— Катя, — мягко говорит врач, — ты была в душе полчаса назад.
— Вы что-то путаете, — возражает Катя, показывая доктору руки, покрытые глиной. Неужели он не видит?
Улыбка врача тает, он что-то говорит родителям, и они уходят. Катя вздыхает с облегчением. Сейчас она помоется, а уж потом вволю поболтает. Как хорошо, что на Земле снова есть чистая вода! А все потому, что Катя слушалась папу. Правда, Тами обиделся… С Тами связано что-то еще, неприятное и даже страшное, и Катя мучительно морщит лоб, а потом машет рукой. У нее и так достаточно проблем — вон как вся извозилась. О Тами можно подумать и потом, да что о нем думать, вырос, учится где-то, наверное… вот бы встретиться, поболтать. Катя уверена, что они помирятся, — детские обиды ничего не значат. В палату входит медсестра, у нее душистые белые руки и ясные глаза. Она трет ваткой Катину руку, ватка сразу краснеет, на коже остаются разводы, но сестра почему-то не обращает на них внимания. Блестящая игла впивается в Катину вену, и перед глазами плещется густая вода тхуканской реки. «Поспи», — говорит сестра, и Катя послушно сворачивается клубочком. Нехорошо укладываться в постель, не приняв душ, но она очень устала. Она только чуть-чуть отдохнет, а потом отмоется и будет чистой, как раньше.
Во сне Катя царапает лицо, пытаясь снять присохшую красную корку.
ebooksa