Неживая легенда

22
18
20
22
24
26
28
30

— В чем, собственно, дело?

— Извольте предъявить ваши документы, — не очень-то прояснил ситуацию вахмистр.

При этом он смотрел именно на Евсея. Я решил не спешить с поисками паспорта и правильно сделал — хватило корочки казака, в которой наверняка имелась пометка о том, что он оборотень.

Интересно, кто из казаков учуял в Евсее собрата-волколака? Или вон тот здоровяк все же беролак?

— Прощения просим, но в столицу вашему казаку можно только замкнутым. — Теперь вахмистр смотрел уже на меня.

— Я ошейник не надену, — тут же зарычал Евсей.

Вот засада, не хватило еще, чтобы он оборотился прямо на перроне.

К счастью, напряжение разрядил тот самый то ли волколак, то ли беролак:

— Охолонись, братишка, — дружелюбно улыбнулся здоровяк, — кто же вольному казаку ошейник нацепит. Поносишь браслетики — и всего делов-то.

Евсей успокоился, но все еще выглядел хмуро. Кстати, о наручниках я до сих пор не слышал, но вида не показал. Затем нас отвели в небольшое помещение внутри вокзала, где тот же вахмистр достал из сейфа два широких потертых браслета и положил на стол перед Евсеем. Казак немного поворчал, но под ироничным взглядом коллеги все же нацепил железяки на предплечья.

Потом ему пришлось подписать какие-то бумаги, и мы наконец-то вышли на привокзальную площадь.

— Евсей, а что эти штуки делают?

Казак покосился на меня как на неуча, причем далеко не в первый раз, но все же привычно удержался от вопросов, сразу перейдя к ответам:

— Ошейники полностью закрывают нам возможность принять вторую ипостась, а вот браслеты не дадут обернуться, просто сделав очень больно. Неприятная штука.

— Ну мы сюда не пряники перебирать приехали. Попробую договориться, чтобы их сняли, — не очень убедительно успокоил я подчиненного и махнул рукой одному из лихачей, ожидавших пассажиров.

— Куда изволите, ваше благородие? — сверкнув зубами, спросил извозчик.

— Андреевский проспект, номер двадцать три.

— Это Новомосковска сторона, — вроде огорчился лихач, но его глаза тут же блеснули жадностью. — Дорого обойдется.

— Сколько? — спросил я, приготовившись к обдираловке.

— Два целковых.