Благодаря «Заметкам провинциала» я смотрел на окружающее вполне осмысленным взглядом, подмечая описанные в книге подробности. Еще через полчаса мы миновали две из трех линий центрального квартала и наконец-то выехали на Андреевский проспект. Книга и даже парочка фотографий в газетах — это, конечно, хорошо, но возможность увидеть все воочию стоила изнурительной поездки и потраченных на дорогу денег.
Мы выехали на проспект примерно в центральной его части и повернули в противоположную от Зимнего дворца сторону. Так что нам с Евсеем пришлось разворачиваться назад под ехидный смешок извозчика.
Да и плевать!
Укрощенная каменными берегами Пахра на трехкилометровом участке вытянулась в струнку, как солдат на параде, дабы соответствовать окружению. По набережным с обеих сторон реки шли широченные улицы, а еще дальше были разбиты великолепные парковые аллеи. Но главным чудом этого места являлся огромный дворец. Он буквально оседлал реку и тянулся к небу двумя башнями, стоявшими на противоположных берегах. Башнями это только называлось, потому что двадцатиэтажные здания имели в ширину как минимум сотню метров. Высотки между собой соединяли три уровня мостов. Нижний — каменный и массивный — склонялся к воде, давая возможность проплывать под ним только лодкам. Верхний мост был подвесным и выглядел отсюда тонкой ниточкой. Между ними тянулась хрупкая на вид металлостеклянная галерея.
Если учитывать, что обе башни начинали строить еще во времена Андрея Второго, гений архитекторов был неоспорим.
Наконец-то оторвав взгляды от башен и других не менее впечатляющих строений дворцового комплекса, мы с Евсеем сели ровно.
— Это сколько же золота они сюда ухнули? — переваривая впечатления, проворчал практичный казак.
— Оно того стоит, — ответил я на его неоднозначное заявление.
Мы все еще пребывали в легком шоке, когда коляска пересекла один из множества мостов через Пахру и подъехала к массивным воротам из кованого железа, в которые некто параноидально настроенный вмонтировал защитные руны.
Хотя кто его знает, что за жизнь у них тут в столице, — может, в грызне между дворянскими домами дело доходит и до штурма зданий?
Перед воротами нам пришлось задержаться, но ненадолго. Из скрытой за кустами будки выскочил мужчина крепкого сложения, одетый в удобную для резких движений ливрею.
— Чего желаете, господа? — вежливо поинтересовался он, хотя на господина из нас троих похож только я, да и то с натяжкой.
— Я — Игнат Дормидонтович Силаев. Прибыл по приглашению графини Скоцци.
— Одну минуту, — все так же вежливо попросил охранник и скрылся в своей будке.
Оттуда послышалась приглушенная речь.
Похоже, там у него телефонный аппарат.
Вместе с возвращением охранника начали открываться ворота. Он не стал подходить к пролетке, лишь слегка поклонился и сделал приглашающий жест.
Даже документов не испросил. Или они тут расслабились от безделья, или же за нами внимательно следят и любые резкие движения с нашей стороны закончатся крайне плачевно.
К массивному четырехэтажному зданию с двухэтажными крыльями мы подъезжали через маниакально облагороженный сад. Кажется, такой называют английским. Редкие деревья остригли в извращенной форме, как выставочного пуделя. Досталось и кустам, но почему-то в меньшей степени. Ну а трава вообще выглядела как персидский ковер в плане замысловатости узоров разного оттенка зеленого и высоты ворса. Все это имело немного приглушенные цвета и было тронуто сезонной ржавчиной.
Еще раз убеждаюсь, что осень — это не моя пора, потому что мне тут же стало интересно, как выглядит этот сад весной.