Лгунья

Ранхаш ничего не ответил, но глаза его красноречиво сузились.

— Да ладно тебе, Ранхаш! — Шидай широко улыбнулся. — Я бы выскочил из кареты раньше, чем у неё под колесами полыхнуло. Ты же знаешь, какое у меня чутьё! Помнишь, как мы с тобой пятьдесят лет назад едва на взрывной закладке не подорвались?

Ранхаш помнил. Сам он получил только несколько царапин, а вот для Шидая, чтобы привести его спину в порядок, пришлось обращаться за помощью к самому лекарю хайнеса. Невероятно жизнеутверждающее воспоминание!

Шидай сообразил, что пример был не очень удачный, и, слабо улыбнувшись, потрепал господина по волосам. Улыбка тут же сползла с его лица, и лекарь присмотрелся к Ранхашу внимательнее.

— Какого Тёмного ты мокрый? — рявкнул он. — А ну живо встал и пошёл переодеваться!

Ранхаш лишь лениво отмахнулся, словно отсылая его.

— Ах ты… — пальцы лекаря полыхнули голубым, но Ранхаш, не оборачиваясь, с угрозой протянул:

— Только посмей.

И Шидай, недовольно фыркнув, опустил руку. В кабинете опять повисла тишина, тягучая и неуютная. Недовольство на лице лекаря вновь сменилось смущением, и он, кашлянув, осторожно уточнил:

— Серьёзно испугался?

Тяжёлый ледяной взгляд харена был лучшим ответом.

Майяри украдкой следила за перемещениями огромного оборотня по громадной кухне. Первый страх, вызванный больше неожиданным появлением домоправителя, прошёл, и осталась только настороженность. В Санарише вообще быстро привыкаешь к большим мужчинам. Всё же город на протяжении многих тысячелетий считался законной вотчиной оборотней-медведей — оборотней весьма и весьма хозяйственных. Господин Давий, видимо, сполна унаследовал эту расовую особенность. Тихо ворча себе под нос что-то укоризненное в адрес разного рода недокормышей, он переваливался по кухне и доставал то из одного шкафчика, то из другого снедь и посуду. В полумраке, развеиваемом светом двух лампад, вырисовывались очертания высоких буфетов, длинных столов и зевы двух печей. Сама Майяри сидела за одним из столов на табурете и думала о том, что поесть ей не удастся: в гости опять нагрянула тошнота и девушка бы с большим удовольствием выпила бы сейчас лекарство и уснула.

Господин Давий наконец вернулся и поставил перед гостьей глубокую тарелку с дымящимся супом. Рядом легли кусок белого хлеба и ложка. От запаха мясного бульона Майяри совсем поплохело.

— Ешь, — сурово свёл брови домоправитель.

Майяри не рискнула перечить и, взяв ложку, осторожно помешала ею суп. От приступа тошноты аж помутнело в глазах. Девушка уже хотела признаться, что не сможет съесть даже ложку этого бесспорно божественного блюда, но в этот момент на поверхность всплыли белые завихрения и что-то более тёмное, но в то же время узнаваемое.

— Что такое? Не любишь яйца? — превратно истолковал Давий ступор гостьи.

— Нет-нет, — замотала головой та. — Спасибо за угощение!

Боги, здесь яйца! Настоящие яйца! Они, наверное, такие вкусные… Даже если её стошнит, она всё равно всё съест!

Похвальный аппетит гостьи привёл Давия в большее расположение, и, когда Майяри закончила трапезу, он уже был куда благодушнее.

— Долго у нас гостить-то будешь? — уточнил он.