– Аталар, никому не нравится, когда на него давят.
Они достигли стеклянного арочного входа в ее дом. Вход был сделан в виде рыбьего плавника. Хант это выяснил минувшей ночью. Двери бесшумно разошлись.
– Пока, – весело бросила ангелу Брайс, мотнув конским хвостом.
– Ваше демонстративное поведение может кое-кого навести на мысль, что вы пытаетесь помешать официальному расследованию.
Если уговоры на нее не действовали, оставался единственный способ – нагнать страху. Тем более что никто не исключал ее из числа подозреваемых. Ни в коем случае.
Ее глаза снова вспыхнули, уже сердито. И Хант поспешил добавить, скривив губы в легкой улыбке:
– Поторопитесь, Куинлан. Ваша начальница не любит опозданий.
Поход в маникюрный салон оказался полезным во многих отношениях, но главное – она сумела крупно разозлить Аталара.
– Не понимаю, почему ты отказываешься впустить ангела, – вздыхала Лехаба, взгромоздившись на вершину старой столовой свечи. – Он такой обаятельный.
Разговор происходил в библиотеке под галереей. Стол, за которым сидела Брайс, был завален документацией по проданным экспонатам. Услышав эти слова, Брайс покосилась на пламя, имевшее очертания женской фигуры.
– Леле, не капни воском на документы.
Огненная спрайта что-то пробурчала, но уселась прямо на фитиль. Воск потек по бокам. Лохматые желтые волосы Лехабы заколыхались над головой, словно она и впрямь была пламенем, имевшим очертания коренастой женщины.
– Он, бедняжка, сидит на крыше. Это при такой-то погоде. Впустила бы его, пусть отдохнет на диване. Если ангелу нечем заняться, пусть чешет шкуру Сиринкса. Сиринкс мне сам говорил.
Брайс со вздохом уставилась в расписной потолок, где с большим мастерством было изображено ночное небо. Громадная люстра, свисавшая с потолка, имела форму взорвавшегося солнца, окруженного семью планетами. Расстояния между ними были идеально выдержаны.
– Ангелу нечего здесь делать, – ответила Брайс, хмуро поглядев на Сиринкса, который дремал на зеленом бархатном диване.
Лехаба горестно вздохнула:
– В один совсем не прекрасный день твоя начальница заменит меня какой-нибудь мерзкой старой перечницей, и тогда ты пожалеешь, что отказывала мне в самых невинных просьбах.
– В один совсем не прекрасный день эта старая перечница заставит тебя заниматься порученной работой и охранять книги, и ты пожалеешь, что глупо растратила свободное время на охи и вздохи.
На стол упали шипящие капли воска. Брайс вскинула голову.
Лехаба животом улеглась на свечу, свесив одну руку. Рука находилась в опасной близости к документам, над которыми Брайс трудилась целых три часа.