Его рот находился за тысячу миль от комнаты, однако Рунн сумел спросить:
– Кто тебя впустил?
Флинн и Деклан находились внизу, вместе с полудюжиной их лучших воинов. Кое-кого из этой публики Рунн и на квартал не подпустил бы к сестре.
Не отвечая на вопрос, Брайс хмуро уставилась в угол комнаты, где высилась груда нестираного белья, а поверх лежал Звездный Меч. Меч тоже сиял звездным светом. Рунн мог поклясться, что древнее оружие… пело. Он тряхнул головой, словно желая избавиться от слуховой галлюцинации.
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала Брайс.
В последний раз Брайс была здесь в свои шестнадцать лет. Перед ее приходом Рунн отскребал свое логово и весь дом, убирая все бутылки и женское нижнее белье, которое он не имел привычки возвращать владелицам. Помнится, он старался ликвидировать малейшие следы секса, наркотиков и всех глупостей, которые втайне делал с друзьями.
Сейчас Брайс стояла на том же месте. Молчала. А тогда они орали друг на друга.
Прошлое и настоящее перемешались. Фигура Брайс то сжималась, то расширялась; взрослое лицо становилось подростковым и наоборот, свет ее янтарных глаз теплел и холодел. И все было залито звездным светом.
– Долбаный Хел, – буркнула Брайс, направляясь к двери. – Ну и видок у тебя.
– Куда ты? – заплетающимся языком спросил Рунн.
– Воды тебе принести. – Брайс распахнула дверь. – Я не могу с тобой говорить, когда ты в таком состоянии.
Должно быть, ей действительно требовалось с ним поговорить, если она не только явилась без предупреждения, но и старалась привести его в чувство. А вот это, скорее всего, уже галлюцинация. Рунн не собирался отпускать сестру в заповедник греха внизу без сопровождения.
Его ноги были жутко длинными, миль десять, и весили тысячу фунтов. Однако Рунн все же заставил себя встать с кровати и поплелся за сестрой. Тусклый свет в коридоре скрывал большинство пятен на когда-то безупречно белых стенах. Все пятна – следы разных сборищ, которые они с друзьями устраивали за пятьдесят лет жизни в этом доме… Нет, не так. Здесь они жили только двадцать лет и переехали лишь потому, что прежний дом буквально разваливался по кускам. По правде говоря, и этот выдержит еще не больше двух лет.
Брайс успела спуститься на середину парадной винтовой лестницы. Хрустальная люстра, сверкавшая первосветом, бросала отражения на ее красные волосы, усиливая ореол. Почему Рунн только сейчас заметил, что люстра висит криво? Должно быть, Деклан задел, когда прыгал с лестницы, раскачиваясь и хлеща виски из горлышка. Прыжок не получился: Деклан был слишком пьян и рухнул на пол, потеряв равновесие.
Прознай Король Осени, какие непотребства они творят в этом доме, с треском попер бы Рунна из командиров фэйских Вспомогательных сил. И никто из остальных правителей за него не вступился бы. Да и Микай больше не стал бы намекать, что Рунн может занять отцовское место в совете.
Но так отрываться Рунн с друзьями позволяли себе только накануне выходных дней. В дни дежурств или когда их могли вызвать, все были абсолютно трезвы и вменяемы.
Брайс спрыгнула на вытертый паркет первого этажа, обойдя провонявший пивом стол, который занимал бо́льшую часть вестибюля. На испещренной пятнами фанерной поверхности стола валялись опрокинутые чашки. Поверхность Флинн разрисовал композицией, считавшейся всеми троими вершиной искусства: огромная голова фэйца, пожиравшего ангела целиком, вместе с переломанными крыльями. Пока Рунн спускался, шедевр друга казался ему движущимся. Изображенный фэец даже подмигивал ему.
Да, ему срочно нужно выпить воды.
Брайс вошла в гостиную, где оглушительно гремела музыка. Рунн поморщился: от звуков у него стучали зубы, отдаваясь прямо в череп.
Брайс уже проходила мимо бильярдного стола, стоявшего в дальнем конце просторной гостиной. Вокруг стола сгрудились фэйские воины и женщины. Все были поглощены игрой. Рассевшись в кресле, с хорошенькой дриадой на коленях, за ними наблюдал Тристан Флинн – сын провинциального правителя Хоторна. Остекленевший взгляд карих глаз был точной копией взгляда Рунна. Увидев приближавшуюся Брайс, Флинн криво ей улыбнулся. Обычно хватало одного его взгляда, и женщины сами прыгали ему на колени, как эта древесная нимфа. Если же взгляд Флинна был пылающим и суровым, это останавливало любого врага.