Раскачиваясь на поручне вагона подземки, я, чтобы отвлечься, вновь размышлял о будущем, прикидывал вероятности. Мне сорок два года, первый возрастной ценз вытянут, теперь пошли дополнительные опции. Два десятилетия, отданных службе, гарантируют немалую пенсию, тридцать лет военной карьеры обеспечивают жильем за счет государства в любой точке планеты. Чем я займусь на покое? Мне нравилось строить планы: то я ныряю за красивыми ракушками в тропическом море, то встречаю восход, развалившись в шезлонге на берегу горного озера. А иногда в голову стучались бредовые фантазии о работе на орбите – как я, сидя в кресле диспетчера, координирую работу бурильных установок на поясе астероидов. Мечты, наивные мечты. И надежда, как материал, из которого они сделаны. Может быть, все-таки вступить в брак? Возьму в жены Тиа, она родит мне маленького Слика. Или несколько. Тьфу, какого еще Слика? Прозвище намертво прилипло к моей шкуре. Проклятье, я почти забыл про то, что у меня есть собственное имя, данное при рождении. Оно окрашено в неведомые для меня этнические тона, но звучит гордо и возвышенно – Константин. Имя оказалось не только гордым, но и почти непроизносимым для интернатских нянечек. Так я стал Сликом. Как известно, это слово имеет два значения – «скользкий» и «ловкач». У меня витают смутные подозрения, что первое как–то связано с физиологией и подгузниками, но я предпочитаю держать их при себе. Зато второе значение детского позывного отлично годится для разговоров за барной стойкой. Ловкач. Я оборачиваю в него свою личность, когда представляюсь незнакомым девицам и слышу в ответ: «О, Ловкач? И в каких же ситуациях проявляется твоя ловкость?» А Константин во мне затаился, он вынужден был уйти в тень. Интересно, зачем родители наградили своего отпрыска настолько сложной, в смысле имени, судьбой? Надеялись потом отыскать меня по нему, как по родимому пятнышку? Почему же не сделали это? Когда я пытаюсь вспомнить их лица, то в голове всплывает образ незнакомой женщины со странной улыбкой на лице. Она словно готова рассмеяться и заплакать одновременно. Рядом с ней мужчина, но его лицо размыто и почти не просматривается. От таких воспоминаний внутри просыпается беспокойство и тревога, поэтому я стараюсь меньше об этом думать. Наверное, у каждого из нас в уголке души надежно припрятана маленькая шкатулка отзвуков прошлого, перевязанная розовой ленточкой детских переживаний.
Как–то в порыве послелюбовной откровенности я выболтал Тиа свою тайну с именем. Моя не в меру образованная подружка провела целое изыскание, в результате которого выяснилось, что античное имя Константин всегда было распространено в центральной части Евразии. Постоянный, стойкий. Именно так оно переводится. Царское прозвище пришло с юга, но прочно укоренилось в холодном климате, где по сей день встречается с частотой один к пятидесяти среди мужских имен. Я иногда подумываю связаться с разрозненным племенем северных константинов, потолковать о том, о сем, спросить, как они пережили последнюю зиму и что думают о следующей.
Вот такое августейшее прозванье не стыдно будет оставить следующему поколению. Константин–младший. Обычно ответственность за воспитание детей принимает на себя общество, но я, пользуясь заслугами защитника государства и лычкой «Лидер в кубе», могу претендовать на привилегию самому вырастить собственного ребенка. Маленький Константин. Решено – мы вдвоем будем нырять за красивыми ракушками!
– Простите, офицер!
В ухо сквозь монотонный гул подземки ворвался незнакомый женский голос. Я даже вздрогнул от неожиданности. Как–то нечасто штатские обращаются к нам с вопросами. Передо мной стояла молодая девушка с официальной улыбкой на лице. Я также изобразил на физиономии мое понимание эквивалента дружелюбия:
– Да, мэм.
– Официальный новостной канал «Тридцать пятый арриал». Вы можете как–то прокомментировать ситуацию в секторе Танго?
А–а–а… ясно. Медиарепортеры зарабатывают свой хлеб. Им запрещено отвлекать людей на работе или на улицах, вот они и пристают с дурацкими расспросами прямо в вагоне метро. Быстро нашел по нейросети отчет пресс–центра бригады, нырнул в комментарии:
– Ситуация в Танго находится под полным контролем. Оперативные мероприятия на наших южных рубежах близки к завершению. То, что мы столкнемся с особенно упорным сопротивлением антропоморфов на данном этапе, в общем–то, было прогнозируемым. В ближайшее время мы полностью зачистим сектор и выйдем на побережье материка.
Барышня автоматически кивнула:
– У нас есть доступ к официальной информации. А сами вы что–то можете добавить? Есть какие–то личные впечатления?
Я почти скрипнул зубами. Эти штатские человечки воображают, что мы, солдаты, постоянно горим святым пламенем ненависти и праведного гнева по отношению к своим противникам. Да меня, если честно, антропоморфы волнуют примерно так же, как ассенизатора интересует содержимое канализационных труб. Это просто работа. Не менее привычная и обыденная, чем у него. Взять под контроль участок суши, а если понадобится, то подавить любое сопротивление. Чего непонятного? Зачем лезть под кожу занятым людям? Но я отбросил в сторону неприязнь к журналистке, приглушил эмоции. Новости читают простые граждане и парнишки в кадетском корпусе, в том числе. Завтра они придут на смену штурмовикам и морпехам, а сегодня жадно ловят каждое слово ветеранов со страниц медиа.
– Эти недочеловеки получат по заслугам! Мы сотрем их с лица планеты. А сами продолжим строить новый прекрасный мир и растить детей.
Про детей – это вырвалось на почве недавних размышлений. Журналистка мило улыбнулась:
– Ваши имя и принадлежность.
– Капитан Слик, инструктор базы «Форекон».
Ее глаза удивленно блеснули:
– Слик? Тот самый, который два дня назад в одиночку разгромил диверсионную группу антропоморфов?
Я рассмеялся:
– Ну, во-первых сначала они сбили мой ховер, а уж потом нам пришлось сойтись на ближней дистанции. И во-вторых, «разгромил» – это слишком громко. Нанес урон в живой силе. Так будет объективнее.