Начали они с комнаты I-45. Сорвали полосатую ленту, разблокировали замок. Бритва остановилась на пороге, осматривая серый беспорядок в четырех квадратных метрах. Койка с тонким матрацем, пара одинаковых туник на полу. Правильно, к чему слепой изыски? Она все равно их не видела. Как грязь и рыжие потеки на потолке. Жалкое зрелище.
Бритва почувствовала ровное дыхание Луция за плечом.
– Чуешь что-нибудь?
Не ответив, она шагнула за порог. Сделала это с неохотой – каждая каморка в дешевых колоннах рассказывала свою некрасивую историю. Добавлять в коллекцию еще одну не особо хотелось.
И, конечно, она чуяла. Пахло страхом. Он синеватой дымкой реял у потолка, горел ярче в местах, которых касалась I-45. Желтел запах пота – больной, нехороший. Похоже, слепая не успела восстановиться после операции. Сидела на болеутоляющих как пить дать.
Бритва усмехнулась. Добро пожаловать в клуб.
Она вышла обратно в коридор. Миновала три двери, остановилась у четвертой. Здесь к запаху I-45 добавился запах мужчины. Табак, легкий нюанс клик-препарата, оружейная смазка.
Номер из банды, может, один из «псов». Плохо дело.
След повел к лестнице, оттуда на первый этаж. Прошел вдоль закованных в пластик теплотрасс, свернул за гудящий энергоблок.
Где пропал.
По обеим сторонам коридора выстроились двери. Все одинаковые.
– Совсем ничего?
Бритва хмуро кивнула и растерялась, когда Луций вручил ей свою кожаную куртку. Он отстегнул кобуру, вытащил распылитель и сунул за пояс штанов. На плече под майкой виднелись шрамы – широкие грубые рубцы. Видимо, старое ранение, с военной операции. В мирное время такое месиво вряд ли бы оставили; заделали бы в регенерационной капсуле или где там лечили богатеньких патрициев.
Он вытряхнул из пачки сигарету, прикурил и зажал ее зубами. Прошелся вдоль дверей, выбрал самую побитую и стукнул в нее кулаком.
Дверь приоткрылась, и он сунул ботинок в образовавшуюся щель.
– Слышь. Есть че?
Да что он задумал? Допрашивать всех подряд?
– Иди в задницу, кликер!
– А если найду? – Он сунул в щель дуло распылителя. – По-братски прошу. Ломает, сил нет.
– У меня нет ничего, – ответили ему уже тише и с уважением.