– А что, вы думаете, я сейчас делаю? – проворчал Стэн. – Достопримечательности осматриваю?
– С вами все в порядке, доктор? – спросил капитан. – Вы неважно выглядите.
– Я прекрасно себя чувствую, – ответил Стэн, сжав зубы. Черные пятна прыгали у него перед глазами, и он изо всех сил старался не потерять сознание. Грудь пронизывала знакомая боль. Когда он пытался поднимать нос аппарата, ремни безопасности впивались в плечи. Атмосфера то темнела, то светлела, пока они пробивались через слой облаков. Наконец, на экране засветились янтарные точки, обозначавшие посадочную полосу.
– Нам осталось совсем немного. Все идет хорошо, Стэн, – сказал Гилл.
Стэн заставил себя сосредоточиться, хотя не был уверен, что не потеряет сознание. Наконец они подготовили аппарат к посадке, и перегрузки уменьшились.
Когда они спустились ближе к поверхности, видимость заметно улучшилась. Стэн смог различить валуны размером с дом. Быстро приближалось широкое устье пересохшей реки, и они решили, что это удобное место для посадки.
Доктор отрегулировал триммеры[30] и начал приземление. Посадочный модуль задрал нос, но потом снова выпрямился. Порывы ветра прибивали его к поверхности. Как только они коснулись земли, раздался треск. Потом наступил опасный момент – аппарат подбросило в воздух, но затем судно снова тяжело опустилось и на этот раз замерло.
– Добро пожаловать на R-32. Планета не выглядит впечатляюще, но зато она сделает нас богатыми, – сказала Джулия, оглядевшись по сторонам.
– Или мертвыми, – проворчал про себя Стэн.
30
Вернувшись в командный отсек «Доломита», капитан Хобан наблюдал, как посадочный модуль исчез с экрана. Он чувствовал себя опустошенным и беспомощным. Ему нечего было делать. Мрачные мысли овладели его сознанием.
Капитан продолжил думать о самоубийстве, и эти мысли его совсем не удивляли: странным ему казалось, что он не размышлял об этом в тяжелые дни судебного разбирательства.
Хобан покачал головой. В те времена что-то поддерживало его дух и веру в хороший исход. Он знал, что все будет хорошо. Именно тогда Стэн и появился в Джерси, сделав свое предложение, и Томас Хобан снова оказался в космосе. Но у него было плохое предчувствие. И то, что Норберт растерзал двух волонтеров, еще больше ухудшило его настроение. Он подозревал, что впереди их ждет много смертей – возможно, и его собственная уже кружила рядом. Может, ему и вовсе не придется кончать жизнь самоубийством.
С другой стороны, он может покончить со всем сейчас. Гилл в состоянии управлять кораблем. А Стэн и Джулия не так уж нуждаются в его помощи.
Где-то в глубине души Хобан понимал, что сходит с ума. Он обладал сильным характером, и причин, чтобы жить, у него было немало. Ему не за что было стыдиться, но все же стыд всплывал из глубин его разума, напоминая механический процесс, которым он не в силах управлять.
Капитана терзали мысли о том, что его выгнали с собственного корабля. Он сгорал от стыда, вспоминая, как судья объявил его лицензию недействительной. Это было так ужасно и так несправедливо. Возможно, теперь у него нет надежды на восстановление в правах. Он позволил Стэну уговорить себя и пустился в эту сумасшедшую авантюру, не подумав о последствиях. Когда он вернется на Землю – если вернется, – судьи могут не пощадить его. Возможно, он уже зашел слишком далеко.
Томас Хобан погрузился в раздумья, и его напугал резкий стук в дверь его каюты. Теперь, когда модуль приземлился, он надеялся на несколько минут уединения. К тому же ему еще было нужно внести несколько записей в журнал.
– Кто там? – спросил он.
– Член экипажа Барсук, сэр.
Хобан вздохнул. Он до сих пор не знал, почему не оставил Барсука в тюрьме, когда у него была такая возможность. Наконец он вспомнил, где видел его. Барсук был членом экипажа «Доломита», потерпевшего аварию, и, следовательно, был свидетелем его позора.