Трансплутон

Серже: Я всегда знал, что ты неглуп. Ну хорошо, какой смысл скрывать от тебя то, что ты уже сам знаешь? Надеюсь, однако, что ты выслушаешь меня до конца и постараешься понять, какими соображениями мы руководствовались. Инсценировка — давно испытанное средство, которое используется для того, чтобы поддерживать жизненный дух народа, разбудить такие качества как сила воли, созидательная активность, творческие способности. Наша задача — давать импульс для развития, напоминать людям, что существует не только злоба дня, но и глобальные цели всей человеческой расы. Они должны помнить, ради чего живут. Они должны знать, что человек может стойко переносить любые испытания, если воодушевлен великой целью. Раньше люди знали, что Добро — это Бог, а Зло — это Дьявол. Но теперь в это не верят. И тем не менее Добро и Зло не должны стать абстрактными понятиями. Люди должны видеть конкретное воплощение Добра и конкретное воплощение Зла. Ты думаешь, это произойдет само собой? Конечно же нет, здесь не обойтись без инсценировки. Мы не можем полагаться на случай, мы должны направлять события так, чтобы в конце концов все стало на свои места: герой победил, а злодей был повержен. Речь идет о символах. А к символам следует относиться очень внимательно.

Йонас: Значит, все-таки театр?

Серже: А что плохого в театре? Еще Аристотель говорил, что мимы есть подражание природе, что искусство берет элементы из жизни и позволяет им достичь окончательного развития, что трагедия в полной мере разворачивает идею судьбы.

Йонас: Иными словами все, что я считал своим долгом, все, на что я тратил силы, все, что составляло содержание моей жизни, не больше, чем фарс?

Серже: Ты не прав. Это был не театр, не кино, это была реальная жизнь. Не было актеров, никто не учил роли, роли раздавала сама жизнь. Вы не играли в героев, вы стали героями. Мы лишь старались помогать вам по мере сил. Ты же не будешь винить нас за это? Ты в любом случае стал бы стражем закона, но не будь нас, об этом просто никто не узнал бы. Скорее всего, ты погиб бы, исполняя свой долг, но никто не знал бы о твоей героической смерти. Вот так выглядит реальность. Мы сделали тебя тем, кто ты есть, только и всего.

Йонас: Но мне не нравится тот, кого вы из меня сделали.

Серже: А ты когда-нибудь видел архивные записи? Ваши былые схватки с Хиобом, вошедшие в легенду? По их мотивам снято бесчисленное множество фильмов, поставлены спектакли, защищены диссертации. Их показывают в школах. Это фильмы учат людей мужеству, учат гордиться своим участием в свершениях человечества, а разве не за это ты боролся? Пойми наконец, что мы с тобой коллеги, а не враги.

Йонас: А если люди узнают правду?

Серже: То, что они видят, и есть правда. Думаю, тебе самому будет полезно взглянуть на архивные записи, я позабочусь о том, чтобы ты их получил.

Робот принес в комнату Йонаса целый чемодан дисков. Наконец бывший спецагент увидел то, что знали наизусть миллионы людей. Это было странное чувство — то, что казалось глубоко личным и полустертым воспоминанием, вдруг снова обретало плоть и кровь. Еще удивительнее было смотреть на себя со стороны, и думать о том, что в тот момент, когда ты находился на волосок от смерти или от победы, за тобой следили объективы камер, глаза операторов, которых заботило только то, насколько удачно ты вписался в кадр. Или съемку вели роботы? Он видел, как его отряд шагает по поверхности Эксксона; видел, как Хиоб прячется между скал; он видел, как они с Хиобом преодолевают лавовое поле; видел две летящих в космическом пространстве капсулы. Интересно, какой реакции ожидал от него Серже? Что он расчувствуется и предастся сентиментальным воспоминаниям о славном прошлом? Серже не учел одной мелочи. Миллионы людей свято верили в реальность этих пленок — у них не было возможности увидеть события с иной точки зрения, не было ее и у Серже. Он тоже всегда оставался зрителем, а не участником. Но Йонас мог сравнить то, что он видел сейчас, и собственные воспоминания, и вскоре он снова начал задавать себе вопросы. Вот камера показывает его отряд, вот перемещается на лежащего в засаде Хиоба. Враги совсем близко, оператор видит их, но не делает попытки предупредить Йонаса. Вот они с Хиобом среди потоков раскаленной магмы, их жизнь в опасности, но никто не торопится их спасать — съемка продолжается как ни в чем не бывало. Камера показывает Йонаса, лежащего в капсуле. Кислород на исходе, но никто не пытается хотя бы связаться с бесстрашным спецагентом, сказать, что помощь близка. Нет, Серже был плохим психологом. Он надеялся успокоить Йонаса, но только разбудил его гнев. Йонас провел бессонную ночь, и к утру в его голове созрел новый план.

Однако на следующий день, когда он попытался выйти из правительственного здания, дверь не открылась. Загорелось табло «ВЫХОД БЛОКИРОВАН», а за спиной Йонаса мгновенно оказались несколько вооруженных милиционеров. Они ничего не предпринимали, но наблюдали за каждым его движением. Йонас развернулся и пошел к себе, милиционеры остались у дверей. Времена свободы передвижений кончились. Но Йонас не собирался сдаваться. У него в рукаве оставался козырной туз, о котором охрана здания даже не подозревала. Ключом должно было послужить еще одно воспоминание, оно относилось к очень давним временам, когда Йонас был еще молодым и не входил в КОР-группу. Об этом происшествии он никому не рассказывал — прежде всего потому, что эта история казалась самой невероятной из всех, какие случались с ним.

Это было беспокойное время. Длившееся много лет противостояние с красными заставляло граждан терпеть определенные лишения. Они были ограничены в передвижениях, снабжение с каждым днем становилось все хуже и хуже. Война разгорелась далеко отсюда, на только что освоенных планетах. На Земле не было боевых действий, но обе воюющие стороны забирали отсюда все резервы. Промышленность была переведена на военные рельсы, и, разумеется, тут же появилось много недовольных. Война, как и в давно прошедшие века, шла за зоны влияния, за новые рынки, новые сырьевые источники, то есть в интересах крупных капиталистов, и это было не по нраву многим менее зажиточным людям.

Штаб-квартира правительства Белой Конфедерации находилась в Канзасе. Это место было выбрано как своеобразный компромисс между претензиями западной и восточной группировок, и маленький провинциальный город быстро превратился в средоточие силы и могущества.

Такому городу был необходим символ, и он нашелся неподалеку от резиденции правительства. Постройка в форме шара — простейшие решения как правило оказываются наиболее точными, — соединялась с правительственной резиденцией подземными этажами. Сверкающая серебром поверхность этого гигантского шара была увенчана тремя башнями с флагштоками. Форма башен также была необычной — они напоминали устремленные в небо ракеты. Если стоять рядом, казалось, что весь шар вместе с башнями вот-вот взлетит. На самом деле он покоился на мощном основании, где проходили трубопроводы и система доставки. Выше находились эскалаторы и скоростные лифты. Внутри шара было множество залов для торжественных собраний, пресс-конференций и презентаций.

Лишь немногие знали, что шар является одним из важнейших звеньев в системе защиты правительственной резиденции. Целый комплекс просвечивающих приборов и электронных сенсоров заботился о том, чтобы в здание не попали оружие, взрывчатые, легковоспламеняющиеся или ядовитые вещества. В глубине располагались другие системы, которые при необходимости могли обеспечить правительству полную автономию.

Прямо перед шаром была бетонная площадка, назначения которой не знал никто, кроме самых высших сановников конфедерации. Площадка была крышей бункера, оснащенного самыми современными системами защиты, способного устоять перед перепадами температур в миллион градусов, перед всеми известными ядовитыми и горючими газами и жидкостями, перед землетрясением или высокочастотной вибрацией. Здесь же хранились запасы, которые в случае катастрофы позволили бы правительству продержаться не менее десяти лет. Парадный вход в здание правительства вел на лестницу, по которой гости спускались глубоко под землю, на нижние этажи здания, где они и их багаж проходили через целую систему строжайшего контроля.

Кроме этого парадного подъезда, существовало еще множество неофициальных входов и выходов, каждый из которых строжайшим образом охранялся. Большинство из этих выходов вели прямо в шахты метро.

В обычные времена за выходами следили частные охранники. Сейчас к ним присоединились милиционеры. Разумеется, обычно членов КОР-группы не использовали для выполнения подобных задач. Однако тем вечером мне было поручено присматривать за парадным входом. Вернее, за охраной парадного входа. Старый как мир принцип — не существует ни одной неподконтрольной инстанции, существуют только инстанции, которые не знают, кто их контролирует.

Я одет в штатское. У меня нет с собой документов. Однако если патруль остановит меня, мне достаточно будет назвать семизначное число — код сегодняшнего дня — и они, извинившись, оставят меня в покое. Я прогуливаюсь по темным переулкам вокруг здания, присматриваюсь и прислушиваюсь. На самом деле здесь целый, невидимый взгляду рядового обывателя лабиринт: большинство построек — это лишь ширмы, скрывавшими тайные проходы в главное здание или на главные трассы города. Они тоже защищены специальными конструкциями из стали и бетона и способны при необходимости выдержать небольшое землетрясение. И везде — в темных углах, в нишах — горы мусора. Это добрые жители нашего города, несмотря на все запреты, норовят, проходя по этим переулкам, освободиться от ненужных бумажек, объедков, окурков и так далее. Разумеется это строжайше запрещено, но нарушителей слишком много, чтобы призвать их к ответу.

Здесь есть и мусор иного рода — в этих переулках собирается всякий сброд, утративший право на жилье, свободу передвижения и охрану здоровья. Это мелкие жулики, нелегальные торговцы и просто опустившиеся личности, которые забрели сюда в поисках дешевого алкоголя, наркотиков и оружия. Но, как ни странно, обычно здесь довольно тихо: чтобы оставаться в безопасности, эти подонки пытаются поддерживать хотя бы видимость порядка.