В дверях стоял хозяин кабинета и с удивлением изучал многочисленную компанию, которая собралась в его приемной. Потом он увидел бывшего спецагента и улыбнулся.
— А, теперь я узнал тебя, — сказал Эдвардсон. — Ты ведь Йонас, Йонас Крюгер, не так ли? Очень мило, что ты решил ко мне зайти. Проходи, не стой!
Роботы и люди расступились, и Йонас прошел в кабинет. Эдвардсон похлопал его по плечу, закрыл дверь, указал гостю на кресло. Йонас невольно хмыкнул, представив себе, что творится сейчас в головах у Лами и Серже. Сам он не меньше их был ошарашен таким поворотом дела, но кажется Фортуна решила наконец повернуться к нему лицом.
Комната оказалась неожиданно маленькой и уютной. Толстый ковер на полу, старинные картины на стенах. Простой деревянный стол, на котором стояла ваза с цветами, несколько удобных кресел — вот и вся обстановка. Впрочем, в комнате была еще одна дверь — возможно, именно за ней находится пульт управления миром? Что там — мониторы, сложнейшие компьютерные системы, сканеры, приборы для массовой суггестии, трансляторы эмоций, психотронные генераторы? Или может быть, там хранятся неведомые миру сокровища культуры — полотна, статуи, книги, драгоценности?
Эдвардсон поймал взгляд Йонаса, но понял его по-своему:
— Да, вот и все мои апартаменты, — сказал он. — Это гостиная, там, за дверью, спальня. Хотелось бы еще библиотеку, но, наверное, это лишняя роскошь.
Казалось, он чувствует, что разочаровал гостя и хочет извиниться за это.
— Не подумай, что я имею что-то против современной техники, — продолжал Эдвардсон. — Например у меня здесь стоит замечательный голографический проектор, я люблю смотреть на пейзажи, особенно инопланетные. Не хочешь взглянуть? Конечно, ты многое видел своими глазами, и все же, возможно, я смогу удивить даже тебя.
Йонас кивнул, Эдвардсон положил ладонь на сенсор и тут же кабинет погрузился в полумрак, а одна из стен превратилась в голографический экран, по которому поплыли картины. Вот горная цепь, укрытая снегом. Со склонов гор в долину стекают молочно-белые реки. Пустыня, освещенная двумя лунами. Сплошной ковер цветов. Поверхность покрытая кратерами и разломами — дно высохшего моря, на горизонте вздымается гигантская лестница из мраморных и известняковых плит — бывший берег континента.
— Ну, разве это не прекрасно? — произнес Эдвардсон. — Впрочем, ты ведь не за этим ко мне пришел.
— Я пришел спросить, почему вы хотите уничтожить эту красоту? — спросил Йонас.
Едва эти слова слетели у него с языка, он тут же пожалел об этом. Не надо было говорить так резко, так грубо…
— Мы ничего не можем с этим поделать, — тихо ответил Эдвардсон; он не рассердился, скорее огорчился. — Это неразрешимая дилемма: пока человек не видит этой красоты, красота не существует. Есть только материя в трех состояниях: твердая, жидкая, газообразная. Есть электромагнитные волны и поля, есть атомы и частицы. Но красота существует только тогда, когда есть человек, способный ее увидеть. Но уже первый взгляд человека есть начало изменения мира или его уничтожения. Каждый твой выдох изменяет мир, но ты не можешь перестать дышать. Поэтому мы можем только предоставить событиям возможность идти своим чередом.
— Но вы понимаете тех, кто борется против такого порядка вещей?
Эдвардсон кивнул:
— Конечно, я понимаю людей, которые совершают бессмысленные поступки. Я понимаю людей, которые пытаются бороться с человечеством.
— Такие люди есть и будут всегда, пока существует империя, — осторожно сказал Йонас. — Но их всегда немного, и им не так просто найти друг друга. Но все же, когда они объединяются, они могут представлять собой серьезную угрозу.
— Не думаю, — ответил Эдвардсон. — Обычно их довольно просто вычислить и перессорить между собой.
— Тогда почему же вы этого не делаете?
— Знаешь сколько мне лет? — вдруг спросил Эдвардсон.