Йонас опешил. Он не понял, к чему этот вопрос, зато понял, что не знает ответа. В самом деле, сколько лет Эдвардсону? Йонасу казалось, что он был всегда.
— Мне 355 лет, — сказал собеседник, не дожидаясь ответа. — Около ста лет прошло в состоянии гибернации — когда-то я много путешествовал. Еще двести лет ушло на работу. Я застал самое начало освоения других планет. Разумеется, и тогда были недовольные, но все же человечество открыто гордилось своими свершениями. А чем мы будем гордиться, если нам не с кем и не с чем будет бороться, нечего побеждать? То, чем занимаются эти люди, бессмысленно, но не бесполезно.
— Но неизбежные жертвы с обеих сторон? В таких боях всегда погибают лучшие.
— Они действительно жертвуют своей жизнью, и цена такой жертвы высока. Если бы не было войны, кто стал бы ценить мир? Если бы не было зла, кто стал бы сражаться за добро?
— Но разве это не ставит под угрозу главные принципы, на которых построено наше общество? Вы можете предотвратить нарушение законов, но не делаете этого. Разве от этого вы не становитесь соучастником преступления?
— Я бы сказал, что речь идет не о соучастии, а об ответственности. Да, я принимаю на себя ответственность за все беззакония, которые творятся на планетах. И знаешь почему? Я видел последнюю войну на Земле — войну с Желтым Союзом. И я готов расстаться с жизнью и честью, лишь бы что-то подобное не повторилось. Столкновения на только что открытых планетах — это локальные конфликты, но война всех против всех — этого мы должны избежать любой ценой.
Йонас молчал, глядя на стену, где по-прежнему сменялись картины других миров — то виды планет, принадлежащих ближайшим звездным системам, то снимки, сделанные в других рукавах галактики с помощью тахионных телескопов. Так далеко люди еще не забирались, но они были готовы к новой экспансии — зонды проводили телеметрию, на верфях закладывались гигантские межзвездные корабли, человечество продолжало поиск иных миров, иных форм жизни, иного разума. И Йонас очень хорошо мог представить себе, что за этим последует: исследования, разработка местных ресурсов, затем терраформирование. Планеты будут заселены земными бактериями, простейшими, грибами, насекомыми, затем высшими растениями и животными. Новые плодородные пашни, новые сады, новые луга, на которых будут пастись стада, новые колонии, новые рынки…
— Значит, процесс разрушения остановить невозможно? — тихо сказал Йонас.
— Нам пришлось бы вернуться в самое начало, — отозвался Эдвардсон. — Нам пришлось бы изменить саму суть человека, а это едва ли разумно. Экспансия — древнейший способ выживания, придуманный человечеством, и вся наша цивилизация, вся наша культура нацелены на экспансию. Все, что составляет нашу историю: все войны, революции, великие открытия — все совершалось ради захвата новых земель. Однако к 2000 году практически вся Земля была освоена и превратилась в темницу для человечества. Но даже крысы способны выбраться из клетки, а уж люди — тем более. Вся наша промышленность и наука работают на то, чтобы любой ценой вырваться в космическое пространство. Да, при этом часто гибнет природа, но зато наша культура обогащается. Возможно, ты скажешь, что замена неравноценна, но это единственное утешение, которое на дано. Мир еще велик, и мы многое узнаем и поймем, путешествуя по нему.
Экран показывал снимки далеких галактик — облаков, состоящих из несчетного множества миров.
— Я сам видел множество чудес, — продолжал Эдвардсон. — И я хорошо понимаю, что защищают те, кто пытается бороться с нами. Я знаю, что они — хорошие люди, возможно лучшие из всех, самые здравомыслящие, самые совестливые. Они очень нужны нам, только они могут вовремя схватить нас за руку, вовремя напомнить, что человек — не пуп Вселенной.
Он снова коснулся сенсора, голографическая стена потухла, и в комнате загорелись обычные лампы.
— Мне показалось, у тебя были какие-то личные проблемы, — сказал старик. — Чем я могу тебе помочь?
Йонас коротко рассказал о том, что случилось с ним за последние дни. О том, что предлагали ему Лами и Серже. Эдвардсон негромко рассмеялся.
— У меня хорошие сотрудники, — сказал он, — но они не понимают глобальных связей и не умеют вникать в мелочи. Они затвердили общие принципы, но не знают, что иногда нужно действовать вопреки принципам.
Он встал, взял Йонаса за локоть и повел его к двери в спальню.
— Конечно, я помогу тебе, — продолжал он. — Оставлять в бездействии такого человека как ты — это глупо и расточительно.
Они вошли в соседнюю комнату. Эдвардсон коснулся стены, и перед Йонасом открылся длинный, слабо освещенный коридор, который уходил куда-то вниз, на подвальные этажи здания. Спецагент хотел уже шагнуть за порог, но старик удержал его.
— Подожди, не торопись. Тебе понадобится другая одежда.
Он открыл стоящий у стены шкаф, покопался в нем.