Бледный

То есть они все и сам он живы не абсолютно.

Мысль потрясла его. Он смотрел в окно, а за стёклами мелькал клоун, которого не могло там быть, — боковым зрением отмечая этот факт, Девяткин не желал смотреть. Знал, что, пойди он сейчас в спальню, — клоун будет виден и там, как будет виден из ванной, и из гостиной, и с чердака, хотя это против законов физики, хотя не может привязанная вещь маячить сразу во всех окнах. Как невозможно, чтобы газ в этом клоуне прибывал…

Но по каким законам физики мирный Девяткин, банковский служащий, в один день убивает жену и дочь?

Подумав, что ночью страшно, а сейчас — нет, он вытащил из набора самый длинный нож и вышел через гараж.

Розы цвели, мусора в них прибыло: появился клок бархата, свежий, не истрепанный. Кто-то, видимо, зацепился ночью, ибо при свете стоило бы выдираться так отчаянно? Многий сор был старым — но многий и свежим, не только бархатный клочок. Хаос роз увенчивался вверху клоуном, истёртые краски на его пластике как бы проявились — особенно красный глаз, раньше вялый, а нынче агрессивно-пронзительный. Клоун похож был на астронавта в скафандре, украшенном узором странных пиктограмм. Оглядев пятно на плитах, которое не смыл слабый дождь, Девяткин, как и тогда, во вторник, влез на бордюр. И, как тогда, услышал шаги и соскочил.

— Чёрт! — вскрикнул он, опускаясь на бордюр в слезах. — Я мог… — Он показал нож. — …Мог…

— Пётр Игнатьич! — всплеснула руками Тоня. — Да я к вам просто… Я в спальне закончила, как велели, всё заперла, вам ключ несу… Извиняюсь! Я и сама боюсь, как кто рядом, а я не знаю… Боже ж мой! — Она села на корточки, чтобы передником смахнуть ему слёзы.

— Чёрт, Тоня, чёрт!! — всхлипывал он.

— Та не плачьте… — пропела она по-бабьи.

— Не знаешь ты ничего! — Он уткнулся в её плечо.

— Кто ж знает, кроме как Бог. — Она гладила его голову.

— Тоня, — всхлипывал он, — останься… я заплачу…

— Останусь… Но вы позвоните Леночке Фёдоровне, чтоб знала. А то приедет — я у вас в доме… Сплетни и так идут.

— Но… я… Конечно! — Он отстранился и вытер щёки. — Я позвоню ей… Ты приготовь себе спать в гостиной.

— Пётр Игнатьич, эти… в окне уже… смотрят… — Тоня ему помогла встать. — Скажем, вам в глаз попало… с розы шип… Бог ты мой, что ж с вами?! Плачете… А давайте, будто не видите, а я будто веду… — Она повела его, и он увидел вверху в окне горничную Гордеевых. — Как же, Пётр Игнатьич? Раз нет хозяйки, может, вам ужин сделать?

— Сделайте! — подхватил он. — И… мне пора.

Тоня удержала его.

— Пётр Игнатьич, сплетня будет… Надо в дом, глаз промыть, чтоб они это бачили.

— Верно…

В кухне он мылся. Тоня громко, чтоб все слышали, причитала насчёт шипа розы, вдруг отлетевшего «в очи Петру Игнатьичу». Он рад был её уловкам, понимая, что отыскал союзника.