Шлем он уже содрал, на скулах пятнами горел румянец, вороные пряди слиплись от пота. С лязгом вбросил меч в ножны, подъехал вплотную, отерся сапогом о звякнувшее стремя. Пряник злобно захрипел и прянул боком, прижав уши.
— Я бы поглядел на костерчик, который мы тут запалили, и послал бы наперерез отряд. Здоровенный такой отряд, а, Мэл? Ну что мы тут с полусотней по задворкам шарахаемся! Встретим их?
Черные глаза сверкали нескрываемой радостью. Грудь под нарамником тяжело вздымалась.
— Не наигрался, злыдень, — поддел его Элспена, утирая раскрасневшееся лицо краем забрызганного плаща. — Мэл, правда. Уходим. Кончаем их и возвращаемся. Слишком долго тут толчемся. Смотри, снег пошел. Заметет нас.
— Помилуйте, господин! — взвыл кто-то из толпы пленников.
Мэлвир даже головы не повернул. Радо рассмеялся своим бархатным, красивым голосом и проехал дальше по дороге, моментально забыв про врагов, которые уже не годились для драки. Он подставил лицо под холодные перья, ловил их губами.
Снег сыпался с белесого, как глаза безумца, неба, таял еще в воздухе, не касаясь кровавой грязи под ногами.
По тропе, от исходившего черным дымом и пламенем форта, шла Котя, набросив на голову капюшон и кутаясь в дерюжную накидку. Снег высветлял одинокую фигурку, летел девушке в лицо, она отмахивалась, как от мух.
Глаза ее горели не хуже тальеновых. Злым, бесстыдным торжеством.
— Повесьте их, благородный сэн! — звонко выкрикнула она. — Повесьте всех до единого! Или дайте мне, я сама веревку затяну!
Радо присвистнул сквозь зубы, глянул сверху.
— Садись в седло, девушка, — он подъехал ближе. — Я тебя домой отвезу. Не годится девице на такое смотреть.
— Нет уж, погляжу! — Котя не сдавалась. — Столько времени они у нас по деревням паскудничали! Что, не помог вам старый черт? И его вы предали!
Она не сводила пронзительного взгляда с посеревших, перепачканных лиц, словно стараясь запомнить их все. Потом плюнула под ноги и отвернулась.
— Заканчивайте, — Соледаго кивнул солдатам. — Уходим.
Когда дорога опустела, снег полетел густой сетью, постепенно скрывая липкую осеннюю слякоть, цветастые тряпки, потоптанные в драке, и превращая брошенные тела мертвецов в сугробы — одинаковые и неподвижные.
Снаружи шумели сосны, хлопал отвязавшийся полог, кто-то надсадно ругался, проклиная все на свете, но вдруг он замолк, и Ласточка услышала нестройный хор — мычание, блеяние, испуганное лошадиное ржание, словно рядно, прошитое нитью собачьего воя. Снова взрыв ругани, сменившийся невнятными воплями.
— Поди, взгляни, что случилось, — велела она Налю.
Оруженосец поставил фонарь на крытый войлоком пол и направился к выходу. Вопли стремительно накатились, сопровождаемые треском, топотом, лязгом оружия.
— АААААААаааа!!!!! — взвыл кто-то у самой палатки, крик оборвался бульканьем и хрипом, завизжала лошадь.