Может, отсидимся.
Шаги приближались. Под сапогами идущих поскрипывал снег.
— Здесь. Кто-то есть живой. — Хриплый, огрубевший, но это его голос! — Щавлик. Распори тут.
Возня, сопение, треск полотна. Совсем рядом.
— Ого, как замотался! Как кроль в силке. Не, вы гляньте, это ж надо так самого себя увязать! — Уже слышанный Ласточкой отрывистый хохот.
— Задохнулся, похоже, — хмыкнул еще один голос. — Ткнуть его для верности?
— Оттащи пока в сторону. Тут тоже кто-то есть. Двое. Вот тут.
Не отсиделись.
Тяжелые шаги, натянулось полотно. Визг ткани о лезвие, темнота распалась.
Белый свет резанул глаза, Ласточка зажмурилась, невольно уткнулась лбом Раделю в грудь.
— Гляньте, и правда двое! Гляньте, баба! Ха! Вот так подарочек!
Прикрываясь ладонью, Ласточка подняла голову, поглядела между пальцев. Глаза жгло.
Темная фигура перед ней расплывалась. Темная, черная на белом. Грива волос, цветные лоскуты, бусины, какой-то сорочий хлам в шевелюре. Рваная кромка плаща. Золотное шитье, бурые пятна, мокрый заляпанный бархат. Ноги широко расставлены, руки на бедрах. Тяжелый рыцарский пояс, под ним — тонкий, плетеный, с каменьями.
Взгляд сверху вниз. Лицо… волчье.
Чужое.
Кай…
Губы не слушались. Ласточка только открыла и закрыла рот.
— Чиво с этими, Вентиска?
Он досадливо поморщился, потом отвернулся, уставившись в дрожащую кисею снега. Вокруг, скалясь, толпились разбойники.
— Эту, — небрежный кивок головы, — забираем в крепость. Остальных прикончите.