Багровый пик

Горло у нее перехватило, и она чуть не потеряла сознание, но опустила иглу на фонограф и стала слушать:

– Я больше не могу этого вынести. – Говорила женщина с итальянским акцентом. – Я пленница. Если бы я могла покинуть его, я бы это сделала. Если бы только я могла разлюбить его. С ним мне наступит конец. Тише, тише, ш-ш-ш-ш…

Потом, когда голос исчез, раздался плач младенца. Потрясенная Эдит ничего не могла понять.

Я не видела здесь никаких младенцев. А эти вещи в мезонине…? Ведь это я сама решила, что они принадлежат Томасу и Люсиль. А может быть, младенец все-таки был здесь? Эдит посмотрела на дату на конверте. Ему сейчас было бы четыре года.

Она вспомнила красный резиновый мячик. Он вполне мог принадлежать ребенку, а не собаке. В этом больше смысла, потому что собаки у Шарпов точно нет.

В тот день, в ванной, когда она играла со щенком в «апорт» и мячик выкатился как будто сам по себе… и она услышала звуки в спальне…

Не мог ли это быть ребенок?

Может быть, с ним что-то случилось. С малышом. Может быть, говорившая была его матерью, а он так болен или изуродован, что мать все свое время проводит с ним. А может быть, мать умерла и оставила его здесь совсем одного, а Люсиль скрыла это от Томаса.

Или, может быть, Томас все знает. А что, если все эти механические игрушки он сделал именно для малыша, а не для Люсиль, когда та была маленькой девочкой?

Дрожащими руками Эдит сняла цилиндр с валика и поставила следующий. Потом второй, потом третий… И когда она закончила…

Нет.

…Она просто умерла на целую минуту. Она не могла поверить в услышанное. И не потому, что не хотела, а именно потому, что не могла.

Однажды, давным-давно:

Это было похоже на извращенную сказку. О Синей Бороде и его замке, полном привидений, с комнатой, в которую запрещено входить.

И с ключом, до которого запрещено дотрагиваться. Томас сам запретил ей спускаться в шахту.

В шахте был чемодан Энолы Шиотти.

Жили-были три женщины. Они не знали друг друга. Каждая из них влюбилась в сэра Томаса Шарпа и бросила все, чтобы приехать в Англию, в Аллердейл Холл в качестве его жены.

Прямо как я, подумала Эдит.

И каждая из них была вначале такой счастливой, такой любимой… А потом они начинали слабеть и уже не могли покидать Аллердейл Холл. Они ужасно страдали. Рыдали. Проклинали имя Томаса. Пытались этими записями предупредить других… или, на худой конец, сообщить всем: Я была здесь. Здесь меня убили.

Боже, подумала Эдит. Ее начало трясти. Сердце глухо стучало, а голова распухла. Ей казалось, что острые булавки двигаются по ее венам. Ледяной страх и самый большой ужас, который она испытывала в своей жизни, схватили ее невидимыми руками и потащили в темную, порочную комнату, в которую ей нельзя было входить. Но это неправильно. Это же не тот секрет Аллердейл Холла, который хотели ей показать монстры с красными костями.