Но они уже пошли.
И сделали.
И продолжают
Последняя фотография ребенка. Одного.
И очевидно, что мертвого.
Маленькие глазки закрыты, ротик дряблый, щечки серого цвета.
Эдит поперхнулась и закашлялась. Изо рта капнула капля крови, и пятно оказалось на личике ребенка. На мгновение женщина окаменела от страха. Она не могла ни думать, ни действовать. Ее мозг отказывался соглашаться с тем, что знала ее душа. Что же они
Не смогли убить собаку, но…
По-своему все эти фото и записи были спиритическими. Изображения давно похороненных людей, рассказывающие их истории. Рассказывающие ей
И предостерегающие ее от Багрового пика.
– Я больше не могу здесь находиться, – вслух произнесла Эдит, стараясь вернуться в реальный мир. – Просто не могу.
Оживившись, она сложила конверты и фотографии в футляр фонографа и спрятала все в шкаф. Потом она схватила с вешалки пальто и набросила его на ночную рубашку. Стараясь заглушить истерические всхлипывания и побороть охватившую ее панику, Эдит бросилась к входной двери и распахнула ее.
Возле двери намело сугробы никак не меньше двух футов в высоту. В дверях она остановилась – страх душил ее, и конечности настолько онемели, что женщина не чувствовала холода. Но, выйдя на улицу, она увидела снег в лунном свете и отступила в шоке.
Снег был ярко-красным и простирался до самых ворот – этот сумасшедший Дом был окружен кольцом снега, которое выглядело как ров, наполненный свежей кровью.
Это было уже выше ее сил – она была слишком слаба и
Но какое это имеет значение. Томас – убийца. И он ее убьет. Эдит вспомнила тот вечер, когда они танцевали вальс. Ведь он приехал в Америку за Юнис, а не за ней. Тогда почему же он поменял свое решение?