— Посмотрим…
— Слушай, Ури-Утаната, мои товарищи на свободе, в лесу, и если ты будешь скверно с нами обращаться, вся твоя деревня сгорит дотла.
— Мои воины сумеют защитить ее.
Капитан в припадке необузданной ярости бросился к вождю, сжимая кулаки. Но в этот момент за стеной раздались два выстрела, сопровождаемые криками толпы.
— Выстрелы! — воскликнул Ханс. — Два выстрела! Это — Ван-Горн и Корнелиус!
Вождь тотчас же бросился вон из хижины, думая, что белые, о которых говорил капитан, напали на деревню. Но каково же было его удивление, когда, выскочив из дверей, он услышал возгласы ликования своих родичей.
То, что он увидел, еще больше поразило его. Папуас в сопровождении двух белых стремглав несся по бамбуковым мосткам к нему навстречу.
— Отец! — кричал он.
Старик, глубоко взволнованный, замер на месте. Он открыл свои объятия, чтобы принять в них сына, которого считал убитым.
— Мой сын! Ты жив! — вскричал он.
— Жив, отец. Альфуры не успели убить меня. Потом, оглядевшись кругом, молодой папуас добавил:
— Ведь это ты взял в плен трех белых?
— Да.
— Где они?
— Здесь в моей хижине.
Молодой папуас подбежал к хижине и ворвался в комнату, где находились пленные. Он остановился перед ними и с жестом, не лишенным благородства, обратился к ним на малайском языке:
— Вы свободны, и с нынешнего дня вы друзья Ури-Утаната.
— А что за двое белых там с тобой? — обратился к молодому папуасу вождь, вошедший вслед за ним в хижину. — Ты один взял их в плен?
— Нет, отец. Они не враги: им я обязан жизнью, а эти трое — их братья.
— Значит, ты не попал в плен к альфурам?