— Кто там?
— Гений, — ответил я. — Человек, которого завтра будет знать весь мир.
Она открыла дверь и отпрянула. Перед ней стоял бородатый дикарь, едва прикрытый оленьей шкурой. В руках у дикаря было копье.
Моя Клара умела распоряжаться выражением своего лица. Она была настоящая артистка.
— Нашел-таки работу, — сказала она, — нанялся статистом в съемочную группу? Все же лучше, чем писать картины, которые никто не хочет покупать.
Я ухватился за ее догадку, как за соломинку. Я ведь тогда не знал, что она была в заговоре с мистером Мефисто.
Ее предположение меня вполне устраивало. Не только ей, но и самому себе я не сумел бы объяснить, как оказался на площадке этой лестницы, за один миг преодолев тридцать тысячелетий.
— Борода настоящая, — спросила жена, — или накладная?
— Настоящая.
— Когда же ты успел ее отрастить, уж не за эти четыре дня пребывания в Чикаго?
Она не стала больше докучать вопросами, а повела в ванную комнату. Через пять минут я уже лежал, прислушиваясь к мелодичному бормотанию воды, льющейся из крана, и размышлял о том, как своим бренным телом соединил две эпохи, осуществив самый загадочный парадокс за все существование планеты.
2
Загрунтовав холст, я стал писать лес.
Мольберт не походил на скалу, и моя мастерская с окном на улицу Стиренсона не имела ничего общего со страстным буйным миром, краски которого хранила моя память.
Очертание первобытной местности, ритм, связывающий деревья, реку, берег, горы в одну сказочную дикую мелодию, — все это явилось вдруг на пустом месте, возникнув как бы из ничего. Я снова чувствовал жаркое звериное дыхание, словно лежал затаившись возле реки, куда мохнатые мамонты приходили пить воду.
Бытие, преодолев тридцать тысячелетий, спешило слиться с грунтом картины, своим бешенством чуть не разрывая кусок холста.
Я дрожал от нетерпения, от духовной ненасытности, я спешил поспеть за этим странным процессом, происходившим внутри меня и на холсте, весь покрываясь потом. Я бросал на холст мазок за мазком, и, наконец, лес охватил меня со всех сторон, словно природа, сойдя с холста, заполнила мастерскую, стерев пыль обыденности, как стирают с доски мел мокрой тряпкой.
Тревога охватила меня. Холст трещал, не способный вместить буйство, ярость, трепет первобытной жизни.
Кто-то постучал в дверь.
— Вайс, открой, черт подери!
ebooksa