— Теперь можно и закусить. Не хотите разделить компанию? Чем Бог послал.
— Не откажусь.
Они сели над обрывом на сухой мягкий мох. Солнце уже припекало вовсю. И мох, и разогретые золотистые стволы сосен, их густая хвоя, наполнили воздух густым пьянящим ароматом. Где-то за рекой жгли костер, и к этому аромату примешивался легкий запах дымка.
— Мальчишки балуются, — сказал мужчина. — Как бы лес не подпалили. Такая сушь стоит. — И, вспомнив, что не представился, протянул Корнилову руку — Борис Федорович! Старший сержант. Войну под Берлином закончил.
— Игорь Васильевич.
Сумка у Бориса Федоровича оказалась бездонная. Он выгреб из нее термос, сверток с бутербродами, пару яиц, алюминиевую кружку.
Чуть помедлив, извлек на свет божий плоскую бутылочку с янтарной, похожей на коньяк, жидкостью.
— Я, вообщем-то не пью, но когда в лес иду, прихватываю пузырек. Вдруг дождь, гроза… Когда вымокнешь — глоток настойки лучше всякого лекарства.
Корнилов усмехнулся. Дождей не было уже больше месяца. И пока не предвиделось.
— Не рано?
— Да мы по калявочке. Горло промочим. Грех не воспользоваться случаем. Теперь до конца дней буду рассказывать, как с генералом над Оредежью выпивал.
— Да и мне с орнитологами пьянствовать не приходилось.
В пузырьке была водка, настоянная на калгане, а в термосе душистый земляничный чай.
Они сделали по несколько глотков настойки, а потом, слегка разомлевшие, пили чай: Корнилов из алюминиевой кружки, Борис Федорович — из пластмассового стаканчика.
Внизу, в Оредежи, время от времени плескалась рыба. Было слышно, как за поворотом реки с шумом купаются дети.
Но вся эта благодать не подействовала на Корнилова умиротворяюще. Волна меланхолии с новой силой накатилась на него.
Вот перед ним пожилой человек, наверное, учитель. Пенсионер Игорь Васильевич внимательно взглянул на собеседника. Прикинул, сколько ему может быть лет: стариком не выглядит, но уж точно за семьдесят. Уж если войну под Берлином заканчивал! А вот нашел себе дело — голоса птиц записывает, радуется солнечному утру. И, наверное, не мучается от того, что оказался за бортом?!
Корнилов знал, что завтра приступ меланхолии пройдет, он опять услышит пение птиц, будет радоваться солнечному деньку или долгожданному теплому дождику, серебристой плотвице, вытянутой из реки. Приедет с дежурства жена, и они вечером пойдут прогуляться по старой дороге на Заречье. Будут восхищаться тем, какие богатые нынче вымахали клевера. Все это будет. Беда заключалась в другом: Корнилов не мог разрешить пустяковый вопрос — когда он был самим собой? В тоске или в радости?
Усилием воли он стряхнул с себя оцепенение и стал прикидывать, как бы ненавязчиво, исподволь затеять с Борисом Федоровичем разговор о пещерах. Ему не хотелось показывать свою заинтересованность. Осведомленность случайного собеседника о том, кто оп и где живет, оставляла мало надежды на то, что расспросы останутся секретом для местных жителей. Выручил сам Борис Федорович.
— Редко гуляете в этих местах. Все плотву дергаете у Могильного моста. Да ведь там одна мелочь!
ebooksa