Часть её состояла из тех людей, что сопровождала будущего искателя белого клобука в Царьград. В основном, это были люди с Волыни, посланные князем Любартом, братом Ольгерда. Он и Кориат были главными искателями наследия короля Даниила, в борьбе за которое они хотели найти поддержку у православных священников и населения. Другие прибыли с Феодоритом из Болгарии. Про них никто ничего не знал. Даже неизвестно сколько их было. Приехали с митрополитом в Киев, исчезли вместе с ним бесследно. Кто-то, конечно, домой вернулся, вот только все ли?
Уже когда архиепископ Моисей, много лет пробывший в затворе, вернулся на осиротевшую новгородскую кафедру и обнаружил в городе еретиков-стригольников, забравших к тому времени немалую силу, вспомнили про то, что ересь такая уже много лет цвела буйным цветом в Болгарии. Кто другой, может и не сразу бы сообразил. Однако Моисей был человеком мудрым, знающим и книжным, а самое главное, бывалым. Он в былые времена поездил по разным краям, пообщался с разными людьми. Немало знал и про болгарских еретиков. Не в Феодоритовой ли свите занесло к нам эти злокозненный семена? У себя в Болгарии с подачи новой царицы сейчас, слышно, за них крепко взялся сам Иван Александр. Многие бежали. Свита русского митрополита для этого самое удачное место. Куда им теперь? Путь назад заказан.
Кое кто из тех, что ездил из Литвы с Феодоритом в Царьград, подался, после его бегства в Москву. Это были по большей части волынцы и галичане. Теперь, когда их земли оказались под католическими государями, они не хотели туда возвращаться. В Москве было немало народа, переселившегося туда с Волыни и Галиции, после начала войны и смуты. Тот же переяславский епископ Афанасий, который был местоблюстителем во время отъезда митрополита, был оттуда. Да и наш Симон тоже. Книжные и учёные мужи пришлись весьма ко двору на новом месте.
Люди из бывшей свиты Феодорита говорили, что с ним из Болгарии прибыли книгописцы, весьма искушённые в ремесле скрипторном: рисовальщики, пергаментщики, переплётчики. У иных было с собой немалое число книг и тетрадей. Обычное дело для духовной особы — книжная премудрость всегда была под рукой пастырей. Вот только у одного из этих людей видели книгу, рекомую «Власфимия». Тут уже было отчего встревожиться.
На Руси книгу эту хорошо знали. Ещё со времён Петрова нестроения, когда доброхоты тверского князя пытались обвинить владыку в стяжательстве и симонии, она была в ходу. Именно из неё брали обвинители слова о недопустимости поставления священников «по мзде» — за плату. Нужно сказать, что плату взимали порой, действительно немалую. Особенно, когда речь шла о поставлении священника в какой-нибудь богатый городской приход. Задержка в таком деле приводила к большому отягощению для паствы. Это же не обвенчаться, ни усопшего отпеть. Кряхтели, но платили.
Однако, если по сельским погостам воспринимали платёж, как неизбежную тягость, правомочность которой ведома арихирею, представлявшемуся в глуши чем-то вроде князя небесного, то в городах народ был книжный и грамотный. Здесь обреталось немало приезжих, да и свои купцы много что видали. Книжная премудрость была в почёте, переписчики не сидели без работы, а в многой мудрости, как известно, много печали. Очень скоро грамотеи стали отыскивать в писаниях мысли о неправедности поставления священников за плату. Про это твердили и некоторые монахи, легко доказывавшие свои слова ссылками на святых отцов.
Сказанное улетает. А вот написанное остаётся. Очень скоро разговоры и споры были собраны вместе в одну книгу. Она называлась «Власфимия».
Книгу составляли далеко не простецы. Чувствовалась рука людей весьма искушённых в богословских премудростях. Видно было, что готовилась она для серьёзной при, за которой легко угадывался заказчик: книга была нацелена против архиреев и неправедных пастырей. В ней собрали всё то, что сейчас находило отклик в душах последователей нынешних ересиархов.
Вот только как книга, чьё разящее жало направлено против князей церкви, оказалось у людей из архирейской свиты? Не направлялось ли его острие, в спину соперника по митрополичьему званию? Не водили ли этой рукой земные правители, жаждущие завладеть властью над душами в этой земной юдоли?
Книгописцы народ тихий и непритязательный. Они могут, укрывшись в дальней келье, годами корпеть над листами, довольствуясь лишь скудным пропитанием. А вот пергамент, краски и многое другое, потребное в скрипторском ремесле, стоит дорого. Содержать скрипторий стоит немалых денег. Кому это может быть по карману? Здесь нужен богатый заказчик. Переписчиком может быть одинокий отшельник. А скрипторий под силу лишь монастырю. Вот только скрыть его, в отличие от одиночки-книгописца, очень тяжело.
Вот на ум и пришёл давний слух об иноческой общине, которая, вроде как уже много лет находится у города Наручадь. Который, после переселения сюда хана Узбека, стал зваться Мохши.
— Тебя послушать, так ты собрался скрипторий здесь искать, — вдруг прервал монаха Злат, — Или самого беглого митрополита Феодорита. Так и будешь ходить вокруг, да около. Расскажи им всё, что мне рассказал.
— Что Феодорит? — скривился Симон, — Змея с вырванным жалом. Кому он сейчас нужен? Не для того я проскакал путь от Москвы в пять дней, пересаживаясь с лошади на лошадь.
— Если сейчас начнёшь рассказывать, что хотел купить повыгоднее ладан, то боюсь, совсем утратишь доверие моих друзей.
Монах поднял перед собой руки, словно защищаясь и примирительно улыбнулся:
— Думаю, они и так уже догадались, что меня погнала новость, привезённая патриаршими посланцами.
— Новый патриарх? — догадался я.
Симон кивнул:
— Главное, победа Иоанна Палеолога. Ведь именно по его указке Феодорит получил поставление от Тырновского патриарха. Кантакузин, который безоговорочно поддерживал московского князя, теперь в монастыре. Вы, наверное уже слышали от Киприана, что в Болгарию из Константинополя отправлено посольство. Обе стороны ищут союза. Будут договариваться. А что это значит? Будут торговаться. Так вот, одним из пирожков на этом столе будет Русская епархия. Та её часть, что отводилась Феодориту. Хотят довести это дело до конца и передать её в подчинение болгарской церкви, с образованием отдельной митрополии. Взамен Тырновский патриарх признает главенство Константинопольского. Но и это не всё. Палеологу нужно показать Авиньону, что он всеми силами стремиться к выполнению Лионской унии. О подчинении Константинопольской церкви папе. В самой империи эту унию никак не удаётся насадить уже почти сто лет. Слишком много противников. Зато теперь можно сделать это в Галиции, Волыни и Литве.
Мне вспомнился Киприан. Он много говорил о том же самом. О вражде между православными и католиками, об унии, о том, как предают, торгуют верой и идут на сделки с самыми злейшими врагами. Киприан умел говорить и убеждать. В его устах все эти рассказы звучали, как предшествие конца света. Представляю, как эти слова разжигали пламя в сердцах единоверцев и соплеменников. Но, на меня они не производили ни малейшего впечатления. Что было мне, правоверному мусульманину, до дрязг между христианскими прелатами? Это было неинтересно даже христианину Мисаилу.