Медсестры предупреждали его в первый же раз, как он ее увидел, что лучше всего не дожидаться, когда она закончит рассказывать свои истории, потому что сама она не остановится. Она побывала у него в кабинете на второй день после открытия и заявила, что ни один другой доктор в этом городе никогда не прикоснется к ней снова. Теперь это уже стало далеким прошлым!
– Конечно, доктор.
– Мать ребенка вон там.
Мэри-Джейн указала на другую нишу чердака, целиком задрапированную неотбеленной москитной сеткой, словно это была палатка с заостренной крышей и светящимся в отдалении прямоугольником окна, поливаемого дождем.
Внутри ниша-палатка выглядела почти прелестно. Горела масляная лампа, и он почувствовал ее запах и увидел закопченный стеклянный абажур. Здесь стояла большая кровать, накрытая стегаными одеялами и покрывалами.
Внезапно на доктора хлынули печальные воспоминания. Он вспомнил собственную бабушку, умершую много лет тому назад, и кровати, столь похожие на эту, покрытые такими тяжелыми одеялами, что под ними невозможно было шевельнуть и пальцем, и как тепло было в постели холодными утрами в Кэрьере, штат Миссисипи.
Он поднял длинные тонкие занавески и слегка опустил голову, как только оказался под крышей фронтона. Стены были обшиты кипарисовыми досками, темно-коричневыми, чистыми. Нигде не было видно ни одного следа протечки. Залитое потоками дождя окно пропускало тусклый свет.
Рыжеволосая девушка удобно расположилась на постели – полусонная, с запавшими глазами и ужасными темными кругами под ними, с растрескавшимися губами. Дышала она с очевидным усилием.
– Эту молодую женщину надо срочно поместить в больницу.
– Она просто измучена, доктор. С вами было бы точно так же, – возразила Мэри-Джейн, как всегда скорая на ответ. – Почему бы вам побыстрее не покончить с этим? Тогда она смогла бы отдохнуть.
По крайней мере, постель была чистая в отличие от временного приспособления, заменившего малышу колыбель. Девушка уютно лежала между свежими простынями – в красивой белой рубашке, отороченной старомодным кружевом, с маленькими перламутровыми пуговками. Ее волосы, разметавшиеся по подушке, были самыми ярко-рыжими, какие он когда-либо видел, – длинные и густые. Малыш когда-нибудь может стать таким же рыжеволосым, но пока что его волосенки были немного светлее.
Что касается ребенка, то он, слава богу, наконец начал производить какие-то звуки в своем ящике для льда. Доктора уже начало беспокоить его молчание. Бабушка Мэйфейр подхватила его на руки, и, судя по тому, как она подняла младенца, можно было сказать, что он попал к опытной няньке, хотя кто мог бы подумать, что женщина в ее возрасте способна справиться с каким-либо серьезным делом. Что ж, пора осмотреть девочку, лежащую в постели. Она даже моложе Мэри-Джейн!
Он подошел ближе, не без усилий опустился на колени – другого выхода не было – и положил руку на лоб юной матери. Глаза ее медленно открылись, поразив его своим глубоким зеленым цветом. Она сама была ребенком, и невозможно было представить, что она только что родила младенца!
– С тобой все в порядке, милая? – спросил он.
– Да, доктор, – ответила она бодрым, ясным голосом. – Будьте так любезны, оформите все необходимые бумаги на моего ребенка, пожалуйста.
– Ты прекрасно знаешь, что должна была…
– Доктор, но ребенок уже родился! – Теперь она уже полностью проснулась. – У меня прекратилось кровотечение. Я никуда не собираюсь отсюда уходить. Как вы можете убедиться, я в полном порядке и чувствую себя лучше, чем сама ожидала.
Кожа у нее под ногтями была чистая и розовая. Пульс был нормальный. Груди – полные, налитые. А возле кровати стоял большой кувшин с молоком, наполовину опустошенный. Что же, это было для нее полезно.
Интеллигентная девушка, уверенная в себе и хорошо воспитанная, подумал он, и не из деревни.
– Вы, обе, оставьте теперь нас наедине, – велел он Мэри-Джейн и старухе, маячившим прямо у него за плечами, как два гигантских ангела. – Выйдите отсюда, чтобы я смог осмотреть девочку и убедиться, что у нее нет кровотечения.