Звук ее рыданий походил на грохот камня, катящегося вниз по лестнице. Лицо исказила мука, высокое угловатое тело пошатывалось и слегка согнулось. Она безропотно позволила двум спутницам обнять себя и удержать от падения.
– Давай заберем ее теперь, – сказала Мэри-Джейн.
– Только ничего не делайте с ней, вы должны поклясться, – умоляла Мона. – Мы соберемся и все обсудим. И мы будем…
– Скажите мне, – прошептала потрясенная девушка. – Скажите мне,
Роуан подтолкнула Майкла к лифту и потянула на себя старинную деревянную дверь.
– Входи.
Последнее, что он увидел, прислонившись спиной к задней стенке кабины, были хорошенькие платьица трех женщин, помчавшихся вверх по лестнице.
Он лежал на кровати.
– Не думай об этом теперь, не думай, – уговаривала Роуан.
Мокрая тряпка – он чувствовал себя точно как мокрая тряпка. Ему это не нравилось.
– Я не собираюсь умирать, – тихо сказал он.
Но какие усилия потребовались, чтобы произнести эти слова! Было ли это снова поражение, было ли это ужасное поражение, и основы нормального мира действительно рушились, а будущее представлялось в самых мрачных тонах? Или это было что-то такое, что они могли объять и хранить, что-то такое, с чем можно было согласиться, не рискуя разрушить разум?
– Что мы должны делать? – прошептала она.
– Это ты спрашиваешь меня? Ты? Что нам делать?
Он повернулся на бок. Боль стала немного слабее. Он был мокрый от пота и презирал свою слабость, испытывая отвращение к самому себе и к исходящему от тела жуткому запаху. И где они – эти три красавицы?
– Я не знаю, что делать, – ответил он.
Роуан все еще сидела на краю кровати, ее плечи слегка сгорбились, волосы почти скрыли щеки, глаза смотрели куда-то вдаль.
– Может быть,
Голова ее резко повернулась, словно кто-то дернул за пружину.
– Он? Ты не можешь рассказать ему. Не посмеешь допустить, чтобы он узнал об этом и… стал таким же сумасшедшим, как она. Ты хочешь, чтобы это произошло? Ты хочешь, чтобы он приехал? Никто и ничто не сможет встать между ними.